цикла процессов природы. <…> Дальние торговые путешествия, сухопутные и еще более морские с их насущнейшей потребностью в пространственной ориентировке дали следующий толчок развитию астрономии, которая тогда же освободилась от религиозной оболочки»[906].

Шпет не соглашается с такой интерпретаций и напротив записи об астрономии делает добавление от себя. Воспроизведу запись еще раз полностью: «Возникновение знания: астрономия (сельское хозяйство! Мореплавание) → греческая мысль “само по себе”. → Универсальное знание не в силу “сельского хозяйства”, а в связи с религией, жречеством, т. е. мировоззрение»[907]. Развертку этого замечания мы находим в его конспекте лекций по истории науки: «<Евдокс дал> геометрическое объяснение движения планет – за что <считается> основателем “математической астрономии”»[908].

Казалось бы, различия точек зрения Богданова и Шпета налицо. И тем не менее, мы можем сделать предположение, что их разность не является пропастью. Они ближе друг к другу, чем это может показаться на первый взгляд. И я рискну сказать, что их взгляды во многом оказываются созвучными. Шпет, как и Богданов, полагает, что теоретическая деятельность исторически меняется, не заканчивается. Только у Богданова философия превращается в тектологию (учение о строительстве, всеобщую организационную науку[909]), а у Шпета она как теоретическая деятельность становится специализированной. Но здесь проявляется разность в понимании специализации.

Специализация по Шпету это мастерство, софия. «“софiа” не есть “мудрость”, и “софос” – не “мудрец”. Формально “софiа” есть названная уже мною perfectio, а по существу “софос” – тот, кто смыслит в том, чем он занят; “софос” может быть и плотник, и игрок на флейте, и поэт, и мыслитель. Вот подлинно европейская идея софiи – мастерство в том, за что берешься, и это – подлинно европейская добродетель. <…> европейский досуг… породил философию, любовь к мастерству даже в разрешении личных сомнений и беспокойств»[910].

А по Богданову, если посмотреть конспект Шпета: «Специализация и раздробление: своя сфера опыта»[911]. Это означает, что «специалист невольно стремится отграничить свое поле работы, знакомое и привычное, от остального опыта, ему чуждого и порождающего в нем чувство неуверенности; там, где границы разрываются, где происходит сближение областей и приемов работы, специалист ощущает это как вторжение чего-то постороннего, даже враждебного, в его личное хозяйство; и усваивать это новое для него несравненно труднее, чем идти по старому, протоптанному пути»[912]. Специалист – по мнению Богданова – человек, имеющий опыт, вот только опыт понимается им позитивистически, эмпирически. И получается почти как у Спенсера, которого Шпет критиковал именно за такую трактовку опыта: «…построение принципов на основе узкого эмпиризма, однако, свидетельствует… о недостаточной логической дисциплине»[913]. Богданов полагает, что «специалисты не справляются с непрерывно накопляемым материалом, не в силах стройно и целостно организовать его. Получается нагромождение материала во все более сыром виде, нередко подавляющее количеством. Усвоение делается все труднее и вынуждает дальнейшее дробление отраслей на еще более мелкие, с новым сужением кругозора и т. д. Это давно было замечено передовыми учеными и мыслителями, которые и вели борьбу против “цеховой узости”, главным образом в области науки»[914]. И Шпет опять с ним не соглашается. Приведу опять запись полностью: «Специализация и раздробление: своя сфера опыта → “отражение”»[915]. Шпет добавляет только одно слово «отражение», то есть его не устраивает в рассуждении Богданова о специалисте его опора исключительно на «личный опыт» т. е. то, что мешает человеку стать «софосом», творческим, «подражающим по воспоминанию»[916]. Тем не менее, несмотря на эти расхождения, они оба понимают значимость теоретической деятельности.

В шпетовском конспекте выступления Богданова читаем: «Что остается для философа? – только, где не удалось обобщить —!! сознание!! не индивидуальное, а коллективное»[917]. Богданов полагал, что сознание выражается в слове, в речи: «слово – орудие общения людей – было родоначальником познания, т. е. коллективного собирания и обработки человеческого опыта в понятиях, а затем из слов и понятий строились все более важные культурные образования – нормы, доктрины и т. д. Происхождение понятия из слова, “мышления” из речи мы берем здесь прямо, как принятое научное воззрение. Понятие это и есть слово… мышление – внутренняя речь. Тожество речи и мышления обнаруживает всецело социальный характер духовной культуры, которая не может существовать без ее внешнего выражения в человеческом коллективе»[918]. Вот пункт, который по-настоящему сближает Шпета и Богданова. Они оба полагают, что сознание может не иметь собственника[919]. Шпет дописывает свое мнение в конспекте: «Верно: <сознание> не должно рассматриваться в связи с собственником»[920]. А еще раньше (в 1916 году) он это формулировал так: «…само я обобщению не подлежит… “Собирая” сознания, мы не обобщаем их, а скорее множим, переходим от я к мы»[921]; «Само я, как единство множества других “единств сознания”, есть коллектив и собрание»[922].

Далее Богданов, судя по конспекту Шпета, акцентирует внимание на следующем: «Маркс: объективный = социально-значимый (Gesellschaftgültig)»[923]. Здесь он повторяет свою мысль, высказанную в работе «Культурные задачи нашего времени», где речь идет о научном открытии Галилея, которое «обладало объективностью, или, что то же самое, социальной значимостью»[924]. И в сноске добавляет: «Маркс, по-видимому, первый понял этот истинный смысл философского понятия “объективность”, но, к сожалению, отметил его лишь мимоходом (“Das Kapital”, 5 изд., т. 1, стр. 42). Теперь так называемые “марксисты” типа Плеханова-Ильина считают это вредной ересью эмпириомонизма»[925]. А Шпет добавляет к этой фразе Фейербаха (опять воспроизведу запись полностью): «Маркс: объективный = социально-значимый (Gesellschaftgültig) → Feuerbach»[926]. Фейербах был нужен здесь Шпету, чтобы показать его созвучие с концепцией объективности как социальной значимости. Вот как он пишет об этом в статье «Антропологизм Лаврова в свете истории философии»[927]: «“Туизм” – еще новое иностранное слово, придуманное Ланге для обозначения теории Фейербаха, по которой общение, единение человека с человеком, основанное на реальности различения Я и Ты, является принципом и критерием истины и всеобщности»[928].

Кроме того, Шпет делает замечание к понятию «объективный как социально-значимый». Он полагает, что такое понимание объективности «рассыпается», когда Маркс «переходит к другой точке зрения»[929], употребляя слово-понятие «объективный» как «независимый от воли и сознания людей». По этому поводу Шпет писал также (опять-таки в работе «Антропологизм Лаврова…»), что уже Лавров говорил о непригодности «термина “материализм” для обозначения “философского учения” не только Фейербаха, но также Маркса и Энгельса (Предисловие к статье: Маркс К. Введение к критике философии права Гегеля. СПб., 1906. С. 22 прим.). По отношению к Фейербаху