2017

– Так ты все же не продала Цыбасова?

– Продала, но чуть позже, когда родился Мишка и надо было на что-то существовать, ведь до меня никому не было никакого дела, а до Мишки тем более.

За окном зарядил дождь. Из тех затяжных, противных, которые знаменуют окончательное наступление осени, хотя разве можно сомневаться, что осень неминуемо углубится, грянет первый заморозок и затянет лужицы тонкой корочкой льда. В детстве мы любили раскалывать этот лед носком ботинка по дороге в школу. Он издавал еле слышный хруст, и нужно было вовремя отдернуть ногу, чтобы не провалиться в лужу, но это было забавно. Так же забавно в детстве было разглядывать рисунок морщин на лицах взрослых людей и думать, что с нами ничего такого уж точно никогда не случится… Это я о чем? Об осени. В такие сумеречные дождливые дни хорошо разве что усесться у камина со стаканом глинтвейна, слушать, как трещат дрова и мурлычет кот. Но кот Петра Андреевича Ветрова сбежал, не выдержав неизвестности, а вместо дров были топливные брикеты.

– Цыбасова у меня купили в частную коллекцию за пять тысяч долларов, – откинувшись в глубоком кресле, я протянула руку Сергею и поймала его пальцы, по ним тут же побежал ток, и мы оказались в одной электрической цепи. – Сейчас сумма кажется мизерной, но тогда это было целое состояние, квартира стоила тысячи полторы зеленых. Я сидела в декрете и уже знала, что не вернусь в университет, в этом не было никакого смысла – зарплату не платили по нескольку месяцев. Да что я тебе рассказываю, ты ведь еще был здесь.

– И даже демонстративно положил на стол партбилет, – усмехнулся Сергей.

– В партии, что ли, состоял?

– Конечно.

– Теперь это даже немного смешно.

– Я хотел, как отец, сделать карьеру в прокуратуре, поэтому надо было играть по правилам.

А вот я так и не приняла этих правил. Да и что такое по большому счету эти правила человеческого общежития? Инструкция по выживанию для рожденных ползать.

– Я навсегда завязала с научной карьерой, наняла Мишке няньку и вернулась к переводам, тогда совместные предприятия росли как грибы, всякие там бизнес-курсы платили в валюте, так что удавалось даже кое-что отложить. И меня уважали по крайней мере. Google еще не придумали, поэтому без переводчика никуда.

В какой-то момент мне показалось, что я слишком уж откровенно рассказываю о себе, хотя это была лишь внешняя канва моей жизни. Я утаила самое главное. От всех, не только от Сергея, даже от самой себя, и мне до сих пор не хочется в этом признаваться. Именно в том, что Петр Иванович только притворялся. Там, в больничном дворе. На самом деле он не смог пережить моей открытой измены и того, что я так наивно, по-детски просила дать его имя чужому ребенку. Ночью он умер от второго инфаркта, у него буквально разорвалось сердце, в котором не смогли ужиться любовь и страшная боль. Tuska – так это будет по-фински, смешанное чувство тоски и страдания. И в этом была виновата я, задастая дрянь Сонька Крейслер.

– Почему ты больше не вышла замуж? По-моему, не найдется мужчины, который бы тебя не желал, – Сергей не уловил моего настроения, по-прежнему полагая, что мы просто делимся воспоминаниями, потому что больше нас не связывало почти ничего, кроме жизни в одном городе, в стране, которой больше не существует.

– А зачем мне было опять выходить замуж? Чтобы у ребенка был отец?

Но у Мишки и так случилось целых два отца. Профессиональный убийца Александр Шоршиев, который едва умел складно сложить слова на письме, – он дал Мишке жизнь. И профессор русской литературы Петр Иванович Блинников. Он дал Мишке имя и статус профессорского сынка. Все годы его учебы я только и слышала от школьных учителей, а потом вузовских преподавателей, что Миша весь в папу, такой же талантливый и начитанный. Хотя на самом деле работали не гены, а деньги от продажи Цыбасова, а потом и коллекции «Амаравеллы», которая уехала в Европу и осела где-то в Италии. Деньги – это репетиторы, языковые лагеря, стажировка в лондонском колледже и т. д. Все то, что вытягивает ребенка за волосы из болота современного образования. Единственное, чего я не делала никогда – это не покупала Мишке курсовые работы. В свое время мы писали их сами и вроде ничего, выучились.

– Я не напрасно сказала тебе, что я самостоятельная женщина, прости за штамп, но я успела их нахвататься за своими переводами. Технические, юридические тексты обычно и переводятся штампами… Так вот, оказалось, что одной справляться значительно проще. Не стоит переживать из-за пьянства и выкрутасов какого-то мужа, пытаться выстроить отношения с человеком, который тебе не больно-то интересен. Кандидаты, конечно, появлялись. Один нарисовался, когда Мишке и годика не было. Заглянул однажды ко мне доцент с кафедры русской литературы якобы с общественным поручением, длинный, типично академической внешности, с лысиной и в очках, в сереньком потертом костюме, принес коробку конфет. Ах, Софья Михайловна, я на днях прочел вашу диссертацию, это почти художественный текст… А я к тому времени уже и забыла, что когда-то написала диссертацию. Пеленки – памперсов еще не было, молочные смеси, температура у Мишки под сорок, когда резался первый зуб, лошадка на колесиках…

Мне вспомнилось еще, как однажды зимой мы с Мишкой припозднились в каких-то гостях и возвращались домой темными переулками, освещенными только полной луной. Мишка сидел на санках, которые я тянула по давно не чищенным тротуарам, беспокоясь только о том, как бы на очередной колдобине санки не перевернулись и Мишка не выпал в сугроб, поэтому то и дело оглядывалась. Потом он захныкал, и я остановилась. Нас было только двое на темной, почти деревенской улице, а над головой раскинулось звездное небо, и я нашла Большую медведицу, указывающую на Полярную звезду. Я где-то читала, что по ее ковшу легко определить северное направление. Где-то там, на севере, в поселке Кестеньга был мой Шаша. Может быть, он точно так же сейчас, плутая в лесу, смотрел на звезды. А может быть, его уже не было среди живых, он наглотался мухоморов, встретил в тайге медведя и принял смерть как настоящий берсерк, Квельдульф, прозванный Вечерним волком. В битве его враги слепли или глохли, или их охватывал страх, или их мечи становились не острее палки. Он убивал людей, но с медведем не справился. Скорее всего так и случилось, иначе Шаша бы меня непременно нашел. Нас.

Я часто вспоминала именно этот эпизод из Мишкиного детства, даже не знаю почему. Помнится ведь всякая ерунда, а не торжественные события вроде выпускного бала.

Совсем недавно, когда Мишка приехал из Питера в конце лета, чтобы навестить «старую больную мать», как некогда моя мама называла себя в возрасте пятидесяти с хвостиком лет, я угощала его яблочным пирогом и наблюдала исподтишка, удивляясь, куда же делся тот маленький мальчик с румяными щечками, которого я тащила за собой на санках темными переулками. Вроде бы это случилось только вчера, я по-прежнему существую и переулки на месте, значит, и он где-то есть. Но кто же тогда этот молодой человек с бородкой, который с аппетитом уписывает яблочный пирог и отвечает на мои расспросы скупыми короткими фразами, типа: ну ма-ам, отстань…