— Я могу подождать, — сказала она ему.

— Я тоже, — сказал Гарп.

— Я сейчас что-нибудь дам мальчикам, — предложила Хелен, выталкивая Уолта из ванной. — Там должны быть яйца и каша.

— Каша? На ужин? — изумился Дункан. — Ничего не скажешь, настоящий пир.

— Я просто забыл, Дункан, — сказал Гарп.

— А я хочу тосты! — заявил Уолт.

— Тосты ты тоже получишь, — пообещала Хелен.

— Ты уверена, что справишься? — спросил ее Гарп. Она только улыбнулась.

— Господи, да тосты даже я могу поджарить, — сказал Дункан. — По-моему, и Уолт способен размешать овсяные хлопья в молоке.

— Вот только с яйцами может не получиться, — сказала Хелен и попыталась засмеяться.

Гарп продолжал вытирать ноги между пальцами. Когда дети вышли из ванной, Хелен снова просунула голову в дверь и сказала:

— Прости. Я очень люблю тебя. — Но Гарп глаз на нее не поднял, делая вид, что страшно занят своими манипуляциями с полотенцем. — И я никогда не хотела причинить тебе боль, — продолжала Хелен. — Как ты узнал? Я никогда не переставала думать о тебе. Это ведь та девушка приходила, да? — Но Гарп не отвечал.

Когда Хелен, накормив детей (как собачонок каких-то! — думала она впоследствии), снова поднялась наверх, в ванную, Гарп по-прежнему сидел на краешке ванны перед зеркалом, совершенно голый.

— Он ничего для меня не значит и ничего у тебя не отнимал! — сказала Хелен. — И вообще, там все кончено. Правда.

— И давно? — спросил он.

— Только что, — ответила она. — Мне просто надо ему сказать.

— А ты не говори, — сказал Гарп. — Пусть сам догадается.

— Я не могу так, — сказала Хелен.

— У меня в яйцо скорлупа попала! — крикнул снизу Уолт.

— А у меня тост горелый! — заявил Дункан. Они явно действовали единым фронтом, стараясь отвлечь родителей от болезненного выяснения отношений. Дети, думал Гарп, обладают редким чутьем и, когда надо, способны развести своих родителей в разные стороны.

— Ничего, съедите! — крикнула им Хелен. — Подумаешь, скорлупа!

Она попыталась хотя бы коснуться Гарпа, но он увернулся, вышел из ванной и стал одеваться.

— Ешьте быстрее, а потом я схожу с вами в кино! — крикнул он детям.

— Зачем тебе в кино? — спросила Хелен.

— Я не хочу оставаться здесь, с тобой, — сказал он. — Мы пойдем в кино, а ты тем временем позвонишь этой заднице и скажешь ему «прощай».

— Но он захочет меня увидеть, — тупо проговорила Хелен. Реальность того, что все кончено, потому что Гарп обо всем узнал, действовала на нее как новокаин. Если сперва она остро чувствовала, как больно ранила Гарпа, то сейчас это ощущение притупилось, и ей снова стало жаль себя.

— Скажи ему, пусть страдает в одиночку, — сказал Гарп. — Ты его больше не увидишь. И никаких прощальных траханий, Хелен! Просто скажи ему «прощай». По телефону.

— Никто ничего и не говорит насчет «прощальных траханий», — обиделась Хелен.

— Короче, воспользуйся телефоном, — сказал Гарп. — А я уведу детей. Мы посмотрим какой-нибудь фильм. И будь добра, разберись со всем этим до нашего возвращения! А его ты больше не увидишь.

— Не увижу. Даю слово, — сказала Хелен. — Но я должна увидеть его! Всего один раз — чтобы сказать ему…

— Ты, видимо, считаешь, что практически сумела выйти сухой из воды? — спросил Гарп.

В известном смысле Хелен действительно так и считала, и сказать ей было нечего. Ей казалось, что она никогда не упускала из виду Гарпа и детей — даже потакая своим слабостям; и сейчас она считала себя вправе действовать по-своему.

— Лучше поговорим об этом позже, — сказала Хелен. — И что-нибудь, наверное, придумаем.

Он бы точно ее ударил, если бы в комнату не ворвались дети.

— Раз, два, три, — нараспев скомандовал Уолту Дункан.

— Ешьте сами вашу кашу! — дружно выпалили оба. — Это же просто отрава!

— Пожалуйста, мальчики, — сказала Хелен. — Мы с папой немножко поссорились, и нам нужно поговорить. Идите вниз.

Они уставились на нее.

— Пожалуйста, подождите внизу, — сказал им Гарп и отвернулся, чтобы они не заметили слез у него на глазах, но Дункан, судя по всему, что-то почувствовал. И Хелен, разумеется, тоже. Один Уолт, возможно, так ничего и не понял.

— Ссоритесь? — спросил Уолт.

— Пошли, — сказал Дункан, взял Уолта за руку и прямо-таки поволок братишку из спальни. — Да идем же, Уолт! Иначе никакого кино не будет.

— Да-а, а кино? — заревел Уолт.

И Гарп, к своему ужасу, узнал видение из своего сна: как дети вереницей спускались по лестнице и Дункан вел Уолта — всё вниз, вниз, а младший мальчик всё оглядывался, и вырывался, и махал отцу рукой, но Дункан упорно тянул его вниз, пока они не исчезли в бомбоубежище. Гарп спрятал лицо в рубашку, которую держал в руках, и заплакал.

Хелен осторожно коснулась его плеча, но он резко сказал:

— Не трогай меня! — и продолжал плакать. Хелен закрыла дверь спальни.

— Пожалуйста, не надо, — молила она его. — Он не стоит твоих слез; он вообще ничего не стоит и никем особенным для меня не стал. Я просто развлеклась немного.

Однако Гарп в ответ на ее объяснения только яростно тряс головой, а потом швырнул в нее свои брюки. Он по-прежнему был полуодет, а это состояние, которое, как полагала Хелен, большинство мужчин воспринимает как наиболее унизительное и компрометирующее. Полуодетая женщина, наоборот, обретает, пожалуй, некую дополнительную силу, а полураздетый мужчина, во-первых, становится не таким привлекательным — обычно он гораздо лучше, когда полностью раздет, — а, во-вторых, без своей амуниции не чувствует себя в безопасности.

— Пожалуйста, оденься, — шепнула Хелен Гарпу и подала ему те брюки, которые он в нее швырнул. Он взял их, натянул на себя и продолжал плакать.

— Я сделаю все, что ты хочешь, — сказала она.

— Ты никогда больше его не увидишь? — спросил он.

— Никогда! — сказала она. — Никогда в жизни!

— Уолт простужен, — сказал Гарп. — Ему бы вообще не следовало выходить из дома, но вряд ли кино очень ему повредит. И мы постараемся не задерживаться. — Он посмотрел на нее. — Пойди проверь, достаточно ли тепло он одет.

Хелен ушла, а он открыл верхний ящик шкафа, где лежало ее белье, полностью его выдвинул и ткнулся лицом в чудесную шелковистость и дивный аромат ее вещей — точно медведь, который сперва держит мед на вытянутых лапах, а потом зарывается в него всей мордой. Когда Хелен вернулась в спальню и застала его за этим, ей стало не по себе, как если бы она застала его за мастурбированием. От смущения Гарп яростно ударил ящиком по колену и сломал его; белье разлетелось по всей спальне. Он поднял треснувший ящик над головой и со всей силы шваркнул его об угол шкафа. Хелен выбежала из комнаты, а он, тут же взяв себя в руки, закончил одеваться.