— Скорее в госпиталь. Скажи Кассию Лентулу, что час "X" настал. Скорее!

И он толкнул преторианца в спину.

«Слухи, что Элий Цезарь погиб в Нисибисе, ничем не подтверждены».

«Акта диурна», 15-й день до Календ июля (17 июня)

Летиция не верила. Ей говорили, но она не верила. Что бы ни пытались ей втолковать, она неизменно повторяла: «Еще нет». Он не умер. Она знает. Откуда — спрашивали ее. Знает — и все. Она будет ждать. Он вернется. Он был ранен, и он вернется.

Придет, обнимет, скажет:

— Летти, вот и я… Глупая. Ты плачешь? Он снился ей каждую ночь — как живой. Она упрашивала его приехать быстрее в Рим. Но Элий лишь загадочно улыбался в ответ. Неужели он не хочет к ней вернуться?!

Со всеми она говорила только о нем — со служанками, с охранниками, с сенаторами, что являлись к ней высказать сочувствие. Элий не умер. Такое не— возможно.

— Гет, ведь он не мог умереть? — спрашивала она в который раз своего странного охранителя.

— Не мог, — подтверждал бывший гений и вздыхал украдкой.

Криспина вернулась в Рим расстроенная и злая. Быстрое выступление Руфина и его не терпящий возражений приказ покинуть Антиохию привели ее в ярость. Одно радовало: качка вызывала непрерывную тошноту. Она подумала, что это хороший признак — она беременна. Но ступила на берег, и тошнота прошла. Проверилась на беременность. Ответ отрицательный.

Первым, кто явился на Палатин поздравить ее с возвращением, был Бенит. Он восхитился цветом ее лица (врал, конечно, она выглядела плохо), потом восхитился умной стратегией Руфина и пообещал, что сенат непременно дарует императору триумф после победы над монголами. Он говорил фальшиво и сладко, но с воодушевлением, и Криспина ему верила. Все-таки они родственники. Без императора Криспина чувствовала себя несчастной и одинокой на Палатине. Пизон тоже пришел. Строил какие-то грандиозные планы. Обещал отправиться в Антиохию. Но из. сенаторов никто не прибыл. Из членов Большого Совета — тоже. Криспине казалось, что все о ней забыли и считают ненужным посещать ее теперь, когда у нее родилась девочка, не имеющая права наследования, а Руфин отбыл в Месопотамию, из которой может не вернуться. Тяготы похода могут доконать его, как когда-то доконали божественного Траяна. Но Криспина еще всем докажет, что ее недооценили. Руфин вернется, и тогда… Тогда она со всеми посчитается.

Окруженная высокой оградой вилла ничем не отличалась от других вилл богатых колонистов Никополя в Новой Атлантиде. Та же пышная зелень, те же кованые ворота, привратник-метис в пестрой накидке и в соломенной шляпе у входа.

Марк Проб остановился у ворот, раздумывая: отдать письмо привратнику или подождать, надеясь на счастливый случай. Говорят, хозяйка любит пройтись пешком по тенистым аллеям Никополя. Тогда можно будет последовать за нею и…

Центурион с сомнением покачал головой. Нет, лучше письмо. Он отдал привратнику запечатанный пакет.

— Твоей хозяйке, — сказал кратко. — Срочно. Метис посмотрел с сомнением на гостя — пестрый плащ, соломенная шляпа. Лицо с орлиным носом и тонким ртом. За милю видно, что человек из Рима, несмотря на местные тряпки. Метис позвал помощника садовника и отдал тому пакет. Мальчишка убежал. Проб остался у решетки ждать. Маленький посланец вскоре вернулся и передал одно-единственное слово:

— Впустить. Ворота открылись.

Марция в белой просторной тунике ждала на террасе. Все так же хороша: черные волосы волной стекали на плечи, сильно накрашенные глаза смотрели дерзко. Хозяйка пила кофе. Жестом указала гостю на плетеный стул. С террасы открывался вид на великолепный сад. Два белоколонных портика протянулись вдоль бассейна. На фоне яркой зелени мрамор казался ослепительно белым. Терраса была украшена копиями раненых амазонок, созданными когда-то на конкурс для храма Дианы Эфесской пятью знаменитыми ваятелями. Где бы римлянин ни поселялся, всюду он строил портики и ставил статуи.

Центурион снял шляпу и уселся на плетеный стул.

— Что тебя привело сюда? — проговорила Марция задумчиво.

— Все то же дело. Я знаю имя насильника: Бенит Пизон. И я хочу, чтобы ты дала против него показания.

— Ты хочешь этого. А я не хочу. Что ж нам делать, а?

Проб не ответил на вопрос, огляделся. Заметил в углу бюст юной девушки, сделанный явно на заказ.

— Слышал, твои скульптурные портреты пользуются здесь большим успехом.

— У меня много работы, — сухо отвечала Марция.

— Неужели тебе никогда не хотелось поквитаться с Бенитом? Ведь он разрушил твою жизнь. Марция рассмеялась коротким смешком.

— Ты ошибаешься. Проб. Он мою жизнь немного подправил.

Центурион не ожидал такого ответа. Но его трудно было смутить.

— Элий любил тебя…

— И стоило мне исчезнуть, тут же женился на молоденькой дурочке. Или на ее деньгах, — прошипела Марция. На щеках ее зарделся румянец, и она сделалась еще красивее.

Проб понял, что привел неудачные аргументы.

— А тебе известно, что именно Бенит убил Александра Цезаря? У меня пока нет доказательств, но я это точно знаю. Подъем Бенита надо остановить. Если ты дашь показания, Бенита исключат из сената и отдадут под суд. Убийца не может заседать в курии.

— У меня нет претензий к Бениту. Посмотри, как я живу. Прекрасный дом. Великолепный сад. Толпа слуг, немного ленивых, но достаточно угодливых. Любовник, красивый как бог. Что еще может пожелать женщина?

— Ты должна помочь остановить Бенита. Должна сделать это ради Рима.

— Да? — Она рассмеялась. Неприятный, искусственный смех. Раньше она так не смеялась. — А без моей помощи Риму никак не справиться? А с чего это я должна? Разве Рим защитил меня, когда я нуждалась в его защите? Разве ты. Проб, подумал обо мне, когда со мной стряслась беда? Ты подумал, как мне плохо? Как тошно? Что я одинока, подумал об этом? Нет, ты думал о своей пресловутой истине и о том, как выгородить Цезаря из этой истории. Главное — высшие интересы! Как ты обрадовался, когда понял, что я лгу!

— Это не так…

— Так! Ты давил на меня вместо того, чтобы по-человечески мне помочь. А теперь ради каких интересов Рим оставил Элия и его людей умирать под градом варварских стрел? Они тоже ждали помощи Рима, и Рим их предал! Если Рим так ослабел, что не может справиться с одним подонком без помощи одной слабой женщины, то пусть Рим достается в награду Бениту. Бенит и Рим — они друг друга достойны. И Элий достоин своей глупышки-жены. И героической бессмысленной смерти. И ты достоин своей мерзкой работенки. А я достойна этого дома, этого сада и любовника без мозгов, зато с огромным фаллосом… — Она задохнулась. — Все получают то, что заслужили. И Рим тоже получит свое. Так что возвращайся домой, не трать здесь время понапрасну.