Над уничтоженным Нисибисом поднимался в небо огромный гриб. Он рос, уходя в яркую синеву, грозя прорасти сквозь все семь небес, огромный и жуткий, как непобедимый бог войны. И люди внизу были жалкими и беспомощными. И такими уязвимыми с их мягкой распадающейся плотью.

Когда Руфин наконец поднялся и глянул на своего спасителя, то увидел, что у того больше не было глаз. В провалах глазниц сочились красным черные набухшие кляксы. Руфин закричал от ужаса. Вернее, ему казалось, что он кричит — он лишь беспомощно открывал и закрывал рот.

Центурион с обожженным до мяса лицом подбежал к Руфину и накинул на него полотнище палатки. Может быть, таким странным способом он хотел защитить императора, а может быть просто не хотел, чтобы император видел, что сталось с его армией. Последнее, что видел Руфин, — это бегущую мимо лошадь с обгоревшим черно-красным боком, с вытекшими глазами. Ослепшее животное бросалось то в одну, то в другую сторону, и совершенно человеческий, непереносимый вопль рвался из самого ее нутра. Этот крик невозможно было слышать. И Руфин, кутаясь в полотнище палатки, тоже закричал.

«Вчера в Эсквилинской больнице вдова Гая Эли Мессия Деция Цезаря Летиция родила мальчика. Несмотря на то что ребенок родился до срока, по заявлению медиков он здоров и чувствует себя хорошо. Однако ребенка пришлось поместить в инкубатор».

«Нисибис практически стерт с лица земли взрывом чудовищной силы. Потери римлян исчисляются тысячами. К месту дислокации армии срочно направлены специальные грузы медикаментов и сотни медиков». «На помощь армии Руфина отправлен Шестой легион. Производится срочный набор в Четвертый и Шестнадцатый легионы».

«Акта диурна», 3-й день до Нон июля (5 июля)

В центре взрыва образовалась воронка, а вокруг на сотни футов застыли расплавленные потоки, превратившись в зеленое стекло. Вокруг стеклянного чудовищного блюда земля встала дыбом, будто камни хотели прянуть в небо, но не смогли. На камнях не было ничего живого. Черная пыль. Черный пепел. Но черная жижа, что медленно вытекала из-под обломка стены сгустком мазута, эта черная жирная клякса казалась живою. Да, прежде она была жизнью. Почти возвышенной, почти божественной. Теперь черное ничто струилось меж камней, отыскивая путь, не сознавая, что ищет, не зная, на что способно, не понимая, зачем вообще надо куда-то скользить и течь. Вокруг были только развалины. Черное пятно скользило, ничего не находя. И вдруг… еще одно такое же черное пятно появилось из-под оплавленного камня, стекло в ямину, коснулось первой кляксы, но не слилось — подалось назад… А вот и еще одна черная клякса, и еще… и еще. Они медленно пробирались меж развалин, не ведая, куда и зачем…

Но странные твари продолжали свое движение. Наконец они стекли к реке Джаг-Джаг и поплыли по ее водам, как пятна разлившейся нефти. Когда волны пытались прибить их к берегу, пятна отталкивались от камней крошечными щупальцами. Пятна умели питаться. Они хватали дохлых рыбин, покрывали их тонкой пленкой и медленно переваривали. Неважно, что рыбины были радиоактивны — такая мелочь не пугала черные твари. От них самих шло постоянное излучение.

В это утро Руфин почувствовал себя немного лучше. Его вырвало только после еды. Он сидел на походной кровати. Полог его палатки был поднят, император видел раскинувшийся перед ним лагерь. Лагерь, похожий на госпиталь. Ряды палаток вдоль преторской улицы[78]и бродящие по ней согбенные фигуры. Медик в зеленой тунике остановился, согнулся пополам. Его рвало прямо у входа в императорскую палатку. Он" не обращал внимания. Так же как и преторианец, что стоял у входа. Медик вытер ладонью рот и двинулся дальше. Трибун Восьмого легиона с черными гноящимися пятнами ожогов на лице вошел в палатку и остановился. Его слегка покачивало. Чтобы не упасть, трибун ухватился за древко императорского штандарта. Руки его были обмотаны бинтами. Руфин улыбнулся одной половиной лица — ему почему-то показалось это смешным. Он и сам не понял почему.

— Императорская машина прибыла… — сказал трибун.

Руфин никак не мог вспомнить его имя. Скавр? Нет, Скавр погиб при взрыве в Нисибисе… Это кто-то другой… Но кто? Кто?

— А фургоны для остальных? — спросил Руфин.

— Только двадцать.

— Отправляйте солдат. Я подожду.

— Руфин Август…

— Я не могу бросить моих солдат. Отправляйте больных и раненых… скорее.

Трибун вскинул руку, отпустил древко и едва не упал. Повернулся, нетвердым шагом вышел из палатки. Будто был пьян. Императора вновь стал разбирать беспричинный смех. Может, они все пьяны? И этот взрыв им пригрезился? И этот фантастический неземной свет, и этот гриб, встающий над уничтоженным Нисибисом, — тоже?

Где-то урчали моторы. Больных увезут. Но спасут ли… Спасут ли… Руфин вновь почувствовал приступ тошноты и едва успел склониться над тазом, как его вырвало. Младший медик поспешно сменил посудину. Вчера этот парень прибыл из Антиохии и в первый момент едва не падал в обморок при виде того, что творилось в лагере. Их легко отличить — тех, кто был с Руфином, и тех, кто приехал позже. Они другие… живые… а войско Руфина — это мертвецы. Одни мертвецы. Руфину еще повезло, что Гимп укрыл его в какой-то ямине и Август в отличие от большинства солдат, не получил ожогов. Но в облаке, что плыло по небу, был какой-то особый смертоносный яд, и этот яд теперь их всех убивает, подвергая изощренным пыткам.

«Трион, — билось одно-единственное имя в мозгу. Имя, которое теперь звучало как проклятие. — Так вот как действует твоя бомба повышенной мощности…»

«Надо назначить первого префекта претория», — подумал Руфин.

Но кого? Из тех, кто оставался в Антиохии? Тыловые крысы. Ничтожества. Из тех, кто был с ним в походе? Живые трупы…

Будь проклят Трион! Трион виновен во всем! Зачем Элий сохранил ему жизнь? Зачем император поддался на доводы Элия и сохранил Триону жизнь?

Глупо… Нет. Не то… Надо было уничтожить Элия, а Трион бы сделал бомбу для Руфина. И теперь Руфин взорвал бы ее в лагере варваров и разом спалил это крысиное гнездо.

Элий испортил такое великолепное развлечение. Занятно было бы посмотреть, как варвары ползают по дорогам с вытекшими глазами стаей обгорелой саранчи. Руфин представил эту картину и вновь затрясся от смеха….

Медик положил на лоб Руфину мокрую тряпку. Стало немного легче. Часовой-преторианец опустился на колени. Постоял так немного и упал. Армия мертвецов. Почему монголы не идут по их следам? Римляне стали легкой добычей. Прекрасная добыча — постоянно блюющие живые мертвецы. Наверное, варвары просто не знают, что творится в армии Руфина.

Вновь вернулся трибун. Как же все-таки его имя? Плавт?.. Нет, при чем здесь комедия. Трагедия скорее… Но как же все-таки его имя…

— Прибыл Шестой легион из Сирии. Остававшийся в резерве легион. Ну вот и чудненько. Шестой легион, «Феррата», то есть закованные в — железо, они оборонят… от черного пепла, падающего с неба… рвота, опять рвота… нет ничего хуже рвоты… кроме боли… которая пронизывает все тело и от которой не спасает даже морфий. Больных в больницы… мертвецов в гробницы… Он говорит уже в рифму…