И вывалился наружу…

…в пахнущий тростниками и морской солью полдень. Лавируя между машинами на променаде, я ринулся к пирсу. Мне гудели, но на сегодня я освободил себя от правил движения. Теплая погода принесла сюда дьявольское количество семей, которые не теряли своих шестилетних девочек из-за собственной небрежности или нехватки любви, и я бы сейчас душу продал, лишь бы вернуться на час назад в наш номер. Тогда я бы обращался с Аоифе совсем не так; я бы сказал ей: «Извини, я что-то разворчался сегодня. Давай вместе сходим к твоему мистеру Силвервинду». Ах, если б только я мог вернуть Аоифе назад, я бы отдал этому таинственному старому ублюдку свою карточку ATM и вытирал бы ему задницу в течение целого года и еще одного дня. Или если бы можно было прыгнуть на час вперед, когда Аоифе уже нашлась бы живой и невредимой, то я бы первым делом позвонил бы Олив Сан и сказал: «Извини, Олив, пошли на интервью с Дюфресне лучше Гэри. Или, скажем, Джен». Боже, Боже, Боже, великий Боже! Сделай так, чтобы Аоифе сейчас выбежала из этой толпы и прыгнула в мои объятья! Сделай так, чтобы ни один гнусный тип не затащил ее в свой вагончик – Не ходи туда, девочка моя, просто не ходи туда! Меня толкали со всех сторон; людская река текла и текла на пирс и обратно, и я рысью ринулся наперерез течению, но потом немного замедлил ход: я ни в коем случае не должен был ее пропустить. Вдруг она уже идет обратно и ищет в толпе своего папочку? Продолжай быстро идти, но внимательно вглядывайся в лица, смотри в оба, ищи Аоифе и не думай о газетных заголовках, вопящих «Пропала дочь военного корреспондента», или о слезных призывах найти ребенка с телевизионных экранов, или о заявлениях адвокатов от лица Сайксов, «тех самых Сайксов», которые уже однажды пережили подобный кошмар, – «ТРАГЕДИЯ ВНОВЬ ОБРУШИЛАСЬ НА СЕМЬЮ МАЛЕНЬКОГО ЖАКО САЙКСА». Я хорошо помнил те долгие недели в 1984 году, когда «Капитан Марло» был закрыт «по семейным обстоятельствам», как было написано на объявлении, прилепленном к запертой двери; а вскоре в газетах появились сообщения о двух найденных мальчиках, каждый из которых мог бы оказаться Жако, но, увы, этого не случилось; и Кэт каждый раз говорила мне: «Извини, Эд, но Холли сегодня не в состоянии кого бы то ни было видеть»; и в итоге я так и не купил билет на «ИнтерРейл», а все лето проработал в садовом центре на Кольцевой А-2. Я тоже чувствовал себя ответственным за случившееся: ведь если бы тем субботним вечером я уговорил Холли пойти домой, а не ломал вместе с ней замок на церковных дверях, Жако, возможно, никуда бы и не ушел; но Холли очень мне нравилась, и я надеялся, что, может быть, между нами что-нибудь произойдет… Вдруг в кармане у меня зазвонил телефон, и я взмолился, зная, что это Холли, жесткая, как кожа на солдатских сапогах: Пожалуйста, Господи, прекрати это! Пожалуйста, пожалуйста, сделай так, чтобы это были хорошие новости!

– Новости есть? – спросил я, достав телефон.

– Нет. Мама и папа ее не видели. А ты?

– Я все еще иду по пирсу.

– Я сказала менеджеру. Они сделали объявление через пресс-агентство. Брендан сидит на ресепшн и следит за дверью. В полиции сказали, что пока никого посылать на поиски не будут, но Рут на них уже насела.

– Я позвоню, как только доберусь до этого предсказателя.

– Ладно. – И Холли отключилась.

Я был уже возле пассажа – смотри смотри смотри смотри смотри! Маленькая черноволосая девочка в майке с зеброй и в зеленых леггинсах проскользнула в открытую дверь. Господи, это же она! Это наверняка она! Мне показалось, что внутри у меня взорвалась ручная граната, с такой силой всплеснулась в душе надежда, и я заорал:

– АОИФЕ!

Люди оглядывались, озирались, пытаясь понять, кто это орет как сумасшедший, но Аоифе даже не обернулась.

Я бросился за ней, проталкиваясь между загорелыми плечами, мороженым и какими-то пьяными молокососами.

Что-то темное, страшное, царапало мою душу изнутри.

– Аоифе!

Визг циркулярной пилы – это мчались наперегонки несколько «Формул-А», трещали лазерные бластеры двадцать второго века, с грохотом рушились здания под падавшими с неба бомбами, и…

Вот же она! Аоифе! Благодарю Тебя, Господи, благодарю, благодарю, благодарю, благодарю… Она во все глаза смотрела на другую девочку, постарше, в коротеньком топе и браслетах на запястьях в стиле «Dance Dance Revolution»[157]. Я бросился к ним и упал возле нее на колени:

– Аоифе, дорогая моя, ты не должна вот так уходить от нас! Мы с мамой чуть инфаркт не получили! Идем. – Я положил руку ей на плечо. – Аоифе, давай поскорей пойдем домой.

Но когда Аоифе повернулась ко мне, у нее оказались совсем не те глаза, и не тот нос, и не то лицо, а потом чья-то могучая рука схватила меня за плечо и отшвырнула от нее – рука крепкого мужчины лет пятидесяти в жуткой рубашке акриловой расцветки.

– Какого хрена тебе нужно от моей дочери? Ты что это творишь, а?

Да, все стало только хуже. Действительно намного хуже.

– Я…я… я думал, что это моя дочь, я ее потерял, она была… Но она… она…

Этому типу явно хотелось четвертовать меня прямо тут же, на месте.

– Ну так это не она! Надо следить за собой, приятель, а то люди бог знает что подумают, а может, и правильно подумают, а? Ты понял, о чем я?

– Извините, но я… я…

Я выкатился из пассажа на солнце, точно Иона, исторгнутый из темного вонючего чрева кита.

Это тебе наказание за Азиза и Насера.

Итак, моей единственной надеждой оставался Дуайт Силвервинд. И до него было всего шестьдесят секунд ходу.

Вряд ли он осмелился что-то с ней сделать. Здесь слишком много народа.

Может быть, он скажет ей, чтобы она подождала, пока придет папа?

И Аоифе будет сидеть там, словно все это просто забавная шутка.

А знает ли она номер мобильника Холли? Не уверен. Я бросился бежать.

Мимо киоска с бургерами; мимо затянутой сеткой площадки для баскетбола.

Мимо гигантского плюшевого медведя, внутри которого находился обливающийся потом человек.

Мимо маленькой девочки, которая смотрела вниз, на море, словно поющее ей колыбельную…

Домик Дуайта Силвервинда приближался ко мне какими-то скачками. Пирс сам собой раскачивался. Дышать было все тяжелей. Возле «Святилища» сидела и вязала какая-то женщина; вывеска над ней призывала: «Развивающее чтение». Я ворвался туда, в эту темную нору, и увидел стол, два мягких стула, три свечи, от которых тянуло какими-то благовониями, разложенные на столе карты Таро, удивленного Дуайта Силвервинда и какую-то чернокожую даму, упакованную в обтягивающее платье… Но никакой Аоифе там не было!