В том, что и это не случайность, я уже и сам почти не сомневался. Но – дальше, дальше. Для чего-то я нужен был Прохору в Египте. В Египте, а не где-то ещё. Пристроив меня в тюрьму, он проник в Лавру и благополучно завладел кодексом ангелов. Так и поверю я в то, что этот пройдоха не сумел бы выкрасть его при большой нужде и отдал смиренно ещё более смиренному Серапиону. Нет, он не обнаружил в кодексе чего-то нужного и – вернул, дабы тот оказался у меня. Но не привёз его мне сам. Это был очередной его знак, вешка. Ему необходимо было, чтобы кодекс попал ко мне, но не из его рук. Он готов был вызвать на себя подозрения в краже, лишь бы я остался убеждённым в самостоятельности моего пути.

– Зачем же ты привёл меня в Египет, зная, что под дном Мензале сокрыты тайны исполинов? Не надёжнее ли было отправить меня подальше, в Китай?

– Чем разбавляют золото фальшивомонетчики? Серебром. Но не медью, ибо сие чересчур приметно. Если хочешь отвлечь от главного, дай похожее, а не противоположное. Только так мы и могли заставлять иерофантов ордена принимать нас за своих. Их секретность имеет изъян: если есть чем подтвердить свою осведомлённость, там можно получить место главного самозванца.

Под дном Мензале я обнаружил кости исполинов. Прохор, если не знал, то догадывался о кладбище заранее, но почему-то его это не слишком беспокоило. Он не сломал дамбу сразу, потому что стоял всё время рядом и никто не был ему помехой… Он ждал каких-то находок. Но не костей. Призраков гигантов? Но он страшно испугался их. Золотой цилиндр – вот главная случайность, после которой он и сломал задвижку! Но он не проявил к нему интереса, а мог бы умыкнуть без труда – протянув только руку к ступени, и уж после того обрезать верёвку и убить меня. Я попал в тупик. Словно прозрев мои сомнения, лицо его озарилось.

– Ваш клан хранит некрополи неприступными. Так кто же вы?

– Те, кто знает правду о войне, – последовал немедленный ответ.

– Если и есть кто-то, кто знает правду, то теперь я тоже знаю. – Он только ухмыльнулся. – Люди истребили ангелов в этой битве здесь.

И тут Прохор раскатился в хохоте – надменном, натужном. Страшном.

Солнце скрылось за облаками, наползавшими с запада, но ветер не освежил меня прохладой.

– Ты не знаешь ответа! Ты думаешь, что мы – само зло, потому что совершили это преступление в древности? О, это говорит в тебе твоя гордыня! Да, мы – зло, но вовсе не потому. А потому, что в нас от века есть семя зла. Мы – не люди. Да, мы истребили их. А после назвались людьми. Мы завоевали себе право обладать миром, что назначен не нам.

– Семя змея и семя жены враждуют от века. И война не кончена.

– Сомневаешься, кто ты есть сам? Ищущий плодов от древа познания! Чьи плоды дал вкусить змий.

– Это ложь, – повторил я. – Хоть мы не безгрешны. Ты обманываешь меня, чтобы сбить с толку, а после заполучить, что нужно.

– Посмотри же вокруг! Тут каждый сам за себя. Я не отворачиваю лица от правды. Всякая тварь гнусна, потому что все пожирают друг друга. Имеющий девяносто девять овец отберёт единственную овцу бедняка и разорит его, но не поделится излишком.

– В ответ на каждое твоё слово из Священного Писания я приведу тебе сто в опровержение твоей кощунственной гипотезы.

– Ты ждёшь вступить в научный диспут? Глупец! Это не гипотеза!

– Тогда наберись смелости и отвечай, что тебе от меня нужно! – вскричал я.

– У тебя есть свитки, – с яростной дрожью в голосе процедил он сквозь зубы. – Ты должен отдать их мне.

– Свитки? – искренне не понял я, и хотя не желал раздражать его, но так и вышло.

– С именами! – вскричал он в бешенстве. – Ты не мог их оставить, они у тебя. Это самое дорогое, и они с тобой! Где они?

– У меня их нет, – сознался я не из страха, а потому что это была правда.

– Они у тебя. Я должен если не заполучить их, то уничтожить. Но если тебе не дали утонуть, то они у тебя. Где они?

– Для чего тебе… имена?

– Враги – не должны быть поименованы! Они вернутся, тогда и настанет конец света!

– Или его начало? – равнодушно вопросил я.

– Что тебе до того начала? Все мы будем сметены с лица земли!

– А может, то и к лучшему – после всех обвинений нашему роду?

– А почему их род почитаешь ты за лучший? Он другой – да, но почему же лучший? Мы тоже божьи твари! Почему Бог не уничтожил сатану? Так послушай мой ответ. Бог любит своих детей – всех, без остатка. Даже падших. Такова любовь. Они сметут всех нас – всех, так чем же они лучше? Ты не веришь мне. Пускай. Я говорил о мерзостях нашего существования, но скольких гениев и святых, покинувших преисподнюю, дал наш род? И всё это мы должны оставить им? Кому же? Если они безгрешны, то лишь по своей природе нет в них тьмы и семени тлена. И кто более ценен Богу – исконно не свободные твари, или сделавшие выбор в пользу добра сознательно?

– Когда говорят – лукавый, разумеют тебя.

– Что ж, – с досадой вздохнул он. – Возможно. Но я должен кое в чём убедиться.

Я так увлёкся спором, что не заметил, куда делся Ведун. Поспешно обернувшись, я обнаружил его подкравшимся к моему коню. Он явно задумал недоброе, я потянулся к пистолетам, но теперь находился между двумя врагами, которых не мог видеть одновременно. Нужно было угадать, от кого из них ждать первого выпада или – самому избрать жертву. Прохор знал больше о настоящих делах, но отец его о делах прошедших. Пока я рассуждал, чьи сведения более ценны, старик, прихватил коня под уздцы и полоснул лезвием по ремням моей седельной сумки. Я не успел и взвести курка, как оттуда вывалился золотой жезл и подкатился к его ногам. Перекошенное от бессильной злобы лицо старика отразило ненависть и страх. Его словно отшвырнуло назад на целую сажень; он упал, будто подрубленный выстрелом, и в бешенстве, обернувшись в нашу сторону и тыча перстом в меня закричал Прохору, захлёбываясь от гнева:

– Он ничего не знал! Ничего не знал про них! Он даже не додумался, что держал в руках – сосуд!

– Это не помешает нам, – ответил Прохор. – Он откроет его. Ах, пистолеты…

Я медленно отступил в сторону, так чтобы видеть их обоих. В высоком небе, заливаясь, пел жаворонок. Я рассмеялся. Последнее звено найдено. Жаворонок Голуа. Что он там говорил: они сами находятся взаперти…

– Я ни разу не видел тебя в храме, Прохор, – сказал я, уверенно беря его на мушку.

– Зачем вера тому, кто знает верно?

– А вот зачем. Например, взять в руки этот предмет. Ты говоришь, мы одинаковы? Как бы не так! Может, мы и одно по наследству плоти, но по духу мы разные. Вы – в клетке вашего духа, а я, вольно или нет – отрёкся от него. Почему так важно помянуть всех ангелов? Отвечай, или я за себя не ручаюсь.

В его руках сейчас была какая-то склянка. Он откупорил её и промокнул широкий рукав своей одежды.