Что же мне было делать? Я была слишком больна и слаба, чтобы бежать – а он стал бы искать меня. Дошло до того, что передо мной встал ужасный выбор: либо покончить с собой, что было бы величайшим грехом, и на что мне хватило бы сил – и еще более ужасным, быть может, шагом… который я и сделала. Вы ведь знаете человека по имени Сэмюэл Рок, моего мужа? Возможно, вы знаете также, что долгое время он преследовал меня своей страстью, хотя я снова и снова повторяла ему, что он мне ненавистен и отвратителен. Пока я была больна, он как-то заполучил мой адрес в Лондоне – думаю, он купил его у моей тетки, миссис Джиллингуотер, той самой женщины, на чье попечение вы меня когда-то оставили. Через два дня после визита леди Грейвз он пришел за мной, обманув мою хозяйку, миссис Бёрд, и выдав себя за сэра Генри. Об остальном вы можете догадаться сами. Чтобы избавиться от искушения и спасти человека, которого я люблю, от позора и разорения, я вышла замуж за мужчину, которого ненавижу, за человека столь низкого и мерзкого, что он, даже узнав от меня обо всем, даже услышав условие, по которому мы должны жить отдельно в течение года, все равно был рад меня заполучить!

Я сделала еще больше: я написала Генри письмо – написала так, чтобы оно его шокировало и оскорбило. Потом он узнает о моей свадьбе и начинает верить, что я его бросила, поскольку Рок гораздо богаче его… Вероятно, вы не понимаете, почему я должна была подвергнуть нас обоих еще и такому испытанию и выставить себя в наихудшем свете перед Генри, вызвав его презрение и ненависть. Причина проста: если бы я этого не сделала, если бы он заподозрил истинные мотивы моей жертвы – весь заговор провалился бы. Я бы продала себя Року ни за что, потому что Генри никогда не женился бы на Эмме Левинджер!

Теперь чаша моя почти испита до дна. Ребенок мой мертв, завтра я войду в дом ненавистного мужа, чтобы исполнить свой долг. Все это, сэр, плоды вашей лжи! Я говорю вам: просите Бога простить вас – но только не бедную девочку, вашу собственную дочь, у которой вы отняли честь, счастье, любовь и предали позору и страданиям.

Джоанна говорила очень тихо, почти монотонно, но в глазах ее металось пламя, выдававшее ее истинные чувства. Когда она замолчала, ее отец бессильно уронил руки, которыми закрывал лицо, и она увидела, что губы у него посинели. Тем не менее через мгновение на них заиграла горькая улыбка.

– Путь преступника и лжеца труден – теперь мы оба это знаем… Что ж, я это заслужил…. Мне жаль тебя, Джоанна, но помочь тебе я не могу. Если тебя это утешит – печали и позор обычно временны, но мои пребудут со мной вечно. Теперь, поскольку ты отказываешься простить меня, простимся. Я больше не могу разговаривать, а мне еще надо подготовиться… хоть как-то… к покаянию и исповеди перед иным, я надеюсь, более милосердным судьей…

Джоанна повернулась и пошла к двери – но внезапно гнев ее куда-то испарился, и в душе разлилась беспредельная жалость.

– Я… Я прощаю тебя… отец! Я прощаю тебя – ибо все, что с нами происходит, происходит по воле Божьей, и наказание на себя я навлекла сама, своим собственным грехом. Я прощаю тебя – и надеюсь, что в свой срок простят и меня. Молиться я буду лишь об одном: чтобы это произошло поскорее.

– Да благословит тебя Господь, Джоанна, за эти слова! – прошептал мистер Левинджер.

Затем Джоанна ушла.

– Путь преступника и лжеца труден…

Леди Грейвз завтракала в столовой Рошем-Холл – она приехала из Лондона вчера вечером, чтобы встретить дома сына и невестку. Когда она поднялась из-за стола, дворецкий принес телеграмму. Прочитав ее, леди Грейвз сказала:

– Хозяин и хозяйка будут здесь в половине двенадцатого, Томсон. Это сообщение от Харвича… Судя по всему, переезд дался им нелегко.

– Разумеется, миледи! – отвечал старик дворецкий, чье морщинистое лицо, как и старый дом в Рошеме, последнее время выглядело куда более оживленным и даже помолодевшим. – Полагаю, нужно послать за ними экипаж. Жаль, что мы не знали об их приезде заранее – многие люди из деревни хотели бы поприветствовать сэра Генри и ее светлость.

– Вы правы, Томсон, но у них еще будет такая возможность через день или два. Полагаю, все готово? У меня еще не было времени обойти дом.

– Не могу ответить утвердительно, миледи. Часть рабочих, по всей видимости, вознамерилась копаться до своего смертного часа, а наверху стоит ужасный запах краски. Возможно, ваша светлость захочет взглянуть?

– Разумеется, Томсон, а вы пока распорядитесь насчет экипажа и завтрака.

Томсон с поклоном удалился, а через некоторое время вернулся и повел леди Грейвз осматривать дом. Они переходили из комнаты в комнату, и Томсон показывал, где какой ремонт был произведен.

Деньги Эммы обрушились на Рошем, подобно живительному весеннему дождю, напитавшему бесплодную землю, и результаты леди Грейвз признала вполне удовлетворительными – особенно после стольких лет, когда она была вынуждена втихомолку оплакивать истертые ковры и потрескавшиеся стены. Наконец, осмотр был окончен – в комнате для слуг, где в окнах сверкали новые чистые стекла. Леди Грейвз вздохнула с явным облегчением.

– Полагаю, Томсон, нам есть, за что благодарить ее светлость – учитывая все обстоятельства.

– Именно это я и говорю каждый вечер, стоя на коленях и молясь Богу, миледи! Когда я вспоминаю, что если б не молодая хозяйка и ее деньги (благослови, Господь, ее милое личико!), то все это могло бы быть уже продано… я едва ли не заболеваю от ужаса.

– Теперь вам не о чем беспокоиться, Томсон. Правда, хозяин ваш не будет богатым человеком, но все же плохие времена закончились.

– Да, миледи, закончились – и надеюсь, по милости Божьей они никогда больше и не вернутся. Если ваша светлость собирается прогуляться, я вызову Марча – он очень хотел показать вам новую теплицу.

– Благодарю вас, Томсон, но я, пожалуй, отдохну и буду тихо наслаждаться покоем, пока не приедет сэр Генри, а там уж мы все вместе отправимся осматривать сад и теплицы. Мистер и миссис Милуорд приедут днем, не так ли?

– Да, миледи. Мисс Эллен, то есть миссис Милуорд, вчера приезжала вместе с супругом посмотреть новую мебель в гостиной и сказала, что сегодня они приедут к обеду, чтобы поприветствовать молодоженов. Знаете, мистер Милуорд стал на редкость приятен в обращении со слугами с тех пор, как сэр Генри женился… правда, Марч сказал, что это все потому, что мистеру Милуорду нужны наши голоса – я думаю, вы слышали, что он собирается баллотироваться в Парламент по нашему округу. Но Марч никогда не верит в добросердечие…

– Я слышала об этом, и мне говорили, что Эллен сильно повлияла на него. Впрочем, нам нет нужды думать об этом. Кстати, Томсон, скажите Марчу, чтобы он нарезал побольше душистого горошка и поставил в комнату молодой хозяйки. Когда она была здесь три года назад, то говорила, помнится, что это ее любимые цветы.