Так говорила твоя мать, Джоанна, стоя в лунном свете на обочине дороги и держа тебя на руках. Я не забыл ее голос и слова… Когда она замолчала, я с трудом произнес:

– Я не могу пригласить тебя в дом… потому что я женат – и это дом моей жены.

Она ужасно побледнела и упала бы, не поддержи я ее.

– О, Боже… я и не подумала об этом. Джордж, но ведь ты же не прогонишь меня из-за этого? Я была твоей женой раньше, чем она, а вот твоя дочь…

И тогда, Джоанна, я снова солгал ей – хотя эти слова едва не задушили меня. А что еще мне оставалось делать?

– Ты никогда не была моей женой, и у меня уже есть дочь! Ты сама во всем виновата – знай я, что ты жива, я бы не женился! Благодари себя, Джейн, – и никого больше. Зачем ты прислала мне фальшивое свидетельство о смерти?

– Полагаю, ты прав! – тихо ответила она. – Пожалуй, мне следует уйти… жаль, что ты так быстро поверил тем бумагам… Джордж! Присмотришь ли ты за малышкой, если со мной что-нибудь случится? Она настоящая красотка, и я никогда не учила ее слову «папа»…

Я сказал твоей матери, что мы не станем говорить об этом впопыхах и обсудим все завтра, а потом спросил, где она собирается остановиться. Она отвечала, что остановится у сестры, миссис Джиллингуотер, и поднесла мне тебя, чтобы я мог тебя поцеловать. Потом она ушла – и это был последний раз, когда я видел ее живой. Судя по всему, она отправилась в «Корону и Митру», встретилась с твоей теткой и рассказала, что была в Америке, попала там в беду, но деньги у нее есть. В доказательство она передала сестре пятьдесят фунтов, велев положить их в безопасное место. Кроме того, она сказала, что я был агентом тех людей, что знали ее в Америке, и что мне заплатили за то, чтобы я приглядывал за ее дочерью. Затем она поужинала и сказала, что хочет прогуляться, посмотреть на родные места, поскольку назавтра ей надо ехать по делам в Лондон. На следующее утро ее нашли мертвой под обрывом, хотя как она туда попала, никто не знал. Вот, Джоанна, история жизни и смерти твоей матери.

– Вы хотели сказать – история ее жизни и убийства? – медленно произнесла Джоанна. – Если бы вы не солгали ей, она бы никогда не покончила с собой.

– Ты жестока ко мне, Джоанна. Она была виновата больше, чем я. Более того, я не верю, что это было самоубийство. Там, где она упала с утеса, ограда была гнилой. Я думаю, моя несчастная жена, погруженная в мучительные раздумья, остановилась и оперлась на эту ограду, чтобы посмотреть на море и подумать, что ей делать дальше. Гнилое дерево сломалось, и она упала вниз, на камни. Нет-нет, я почти уверен, что она не собиралась лишать себя жизни!

После ее смерти миссис Джиллингуотер пришла ко мне и пересказала слова своей сестры насчет того, что меня, якобы, назначили твоим опекуном. Это было выходом для меня, и я согласился, подтвердив слова Джейн. Вот в этом – величайший мой грех, но искушение было слишком сильным. Если бы истина вышла на свет, я был бы уничтожен, мой брак был бы аннулирован, мой ребенок объявлен незаконнорожденным, более того – меня судили бы за двоеженство. Хуже того: все наследство моей второй дочери перешло бы к тебе…

– Ко мне? – удивилась Джоанна.

– Да, таково было условие моего свекра. Его состояние сначала переходило к его дочери, а после ее замужества – ко мне и моим законным наследникам. Ты была моей законной дочерью, Джоанна, а потому могла иметь право на имущество и состояние своей сводной сестры, хотя, разумеется, это был бы форменный грабеж, поскольку свекор-то определенно хотел обеспечить именно потомков своей дочери… Все это очень запутано, но я озаботился узнать мнение четырех независимых юристов, назвав им вымышленные имена моих, якобы, клиентов. Двое утверждали, что состояние перейдет к тебе, так как закон весьма строг к незаконнорожденным, каковой признают Эмму, – а двое настаивали, что все перейдет к Эмме, что и имел в виду ее дед, хотя бы брак ее матери и оказался недействительным.

Я рассказал тебе все это, Джоанна, поскольку не желаю больше ничего скрывать; однако я верю, что твоя щедрость и твое благородство не позволят тебе поднимать этот вопрос – ведь ты понимаешь, что эти деньги принадлежат Эмме и только Эмме. Для тебя я делал все, что мог, используя личные средства, и очень скоро, через несколько дней или недель ты унаследуешь около четырех тысяч фунтов, что сделает тебя совершенно независимой от твоего мужа…

– Не бойтесь, сэр! – презрительно прервала его Джоанна. – Я предпочла бы отрубить себе пальцы, чем прикоснулась бы к деньгам, на которые не имею никакого права. Я даже не уверена, что приму наследство от вас.

– Я надеюсь, ты это сделаешь, Джоанна, потому что это даст тебе независимость, обеспечит твоих детей и позволит тебе жить отдельно от мужа, если ты сочтешь это необходимым. Итак, я рассказал тебе все – теперь мне остается только смиренно просить у тебя прощения. Я приложил все усилия, чтобы облегчить твою жизнь. Поскольку я не мог признать тебя, я решил, что тебя лучше воспитать так, как воспитывают девочек люди одного с твоей матерью класса. Впрочем, я не учел влияния крови – несмотря на свое образование и воспитание ты душой и внешностью – истинная леди. Возможно, мне следовало взять тебя к себе – я часто об этом мечтал – но я боялся, что подобный поступок навлечет на меня подозрения, подозрения станут причиной расследования, а расследование неминуемо приведет к гибели – моей и моей дочери Эммы. Без сомнений, так было бы честнее и лучше – но тогда я не мог найти в себе достаточно смелости, а потом было уже поздно. Моя молодость и без того не заслуживала похвалы, и я не мог вынести мысли о том, что снова стану виновником скандала, переживу позор и поставлю под угрозу состояние и положение, которых наконец-то добился после стольких трудностей. Такова, Джоанна, моя истинная история, и теперь я снова повторю: я надеюсь на твое прощение прежде, чем я умру, и прошу тебя пообещать, что без крайней необходимости ты не раскроешь этой тайны своей сводной сестре, леди Грейвз, ибо, если ты сделаешь это – сердце ее будет разбито. Страх, что она обо всем узнает, и без того преследовал меня долгие годы; я напрягал все силы, чтобы обеспечить брак Эммы с человеком добрым и благородным, человеком из хорошей семьи – чтобы в этом Эмма могла найти убежище от позора даже в том случае, если выяснится, что у нее самой честного имени нет… Слава Богу! Я потерпел много неудач, но в этом, по крайней мере, преуспел, так что теперь, что бы ни случилось, она будет в безопасности.

– Я полагаю, сэр, Генри Грейвз все это знает?

– Знает ли Генри? Конечно, нет! Если бы он знал, он вряд ли женился бы на ней.

– Возможно, вы правы. Возможно, он даже женился бы на ком-то другом! Похоже, вы подсунули ему мисс Эмму под чужим именем, – усмехнулась Джоанна.

– Да, я сделал это! – простонал мистер Левинджер. – Это было неправильно, это было грешно – но одно зло всегда ведет к другому злу!

– О да, сэр, одно зло тянет за собой другое, это верно! Вы просите меня простить вас, вы говорите о разбитом сердце леди Грейвз… Возможно, вы просто не знаете, что мое сердце уже разбито, вами и той судьбой, на которую вы меня обрекли! Ну, так я расскажу вам. Муж вашей дочери, сэр Генри Грейвз, и я любили друг друга, и я родила от него ребенка. Он хотел жениться на мне, но я была против этого с самого начала – потому что считала себя той, кем вы заставили меня считать… Узнав о моем положении, он снова настаивал на женитьбе, поскольку он честный человек – и рассказал своей матери о своем намерении. Она приехала ко мне в Лондон и умоляла меня чуть ли не на коленях, чтобы я не навлекала позор на ее семью и уберегла ее сына от шага, который разрушит всю его жизнь. Я была тронута ее мольбами, я понимала и ее правоту – но я хорошо знала, что если он приедет, как собирался, через несколько дней и снова позовет меня замуж, ради нашего ребенка и нашей любви, я не найду в себе сил отказать ему.