Розмич никогда не смущался своего положения, а о достатке не думал вовсе. Теперь же пригорюнился. Ежу ясно — не сможет простой дружинник одевать жену в шелка, да и прислужников нанять не по карману. Станет ли Затея сама у печи стоять и воду из колодца таскать? Вряд ли.

Жедан будто мысли прочитал:

— Я не за бедность попрекаю. Да и не попрекаю, если прислушаться. — Купец помолчал немного, будто подбирая слова или собираясь с силами: — Я помощи от зятя хочу.

— Какой? — выпалил Ловчан.

— В деле моём, в торговле. Службу для этого оставить придётся.

— Вот ведь! — воскликнул Ловчан, с досады стукнул кулаком по столу.

Полат же остался спокоен, и Розмич тоже. Всякий знает — служить одновременно и князю, и семье очень непросто. Не каждая женщина согласится большую часть жизни провести, ожидая, когда муж из похода вернётся. В одиночку вести хозяйство, воспитывать детей. Поэтому многие дружинники женятся поздно, лишь после того, как со службой покончат.

— Оставлю, — охрипшим голосом пообещал Розмич. Жаль, конечно, но что поделать?

Купец снова кивнул и заметно повеселел. Видимо, готовился уговаривать и доказывать, а всё оказалось проще. Последний заготовленный довод всё-таки озвучил:

— Затея всё отцово и моё состояние наследует. Так что не пожалеешь.

Розмич криво усмехнулся. Зачем богатства, если ради них придётся оставить любимое дело и примкнуть к купеческой братии? Последнее было горше всего: если воинов обычно с волками сравнивают, то купцов — с лисами. Хитрые, изворотливые, и язык мало чем от помела отличается. Если помогать Жедану в торговле — и самому придётся с совестью договариваться, а этого Розмич не умел. И, коли по правде, уметь не желал.

Не для того боги людей создали! Человек должен быть сильным и честным, а кто живёт иначе — нелюдь. Вот и купцы, Велесовы любимчики, если верить молве, не совсем люди, как и волхвы. Впрочем, о кузнецах, и мельниках, и охотниках тоже много чего рассказывают…

Молчание нарушил Полат:

— Ну что же! Всё обсудили, теперь можно и отметить сговор.

Бутыль заморского вина появилась чуть ли не из воздуха. Глаза Жедана и Затеи округлились, а Ловчан растянул губы в довольной улыбке. Редкий кудесник сумел бы выказать такую ловкость.

И хотя князю перечить не принято, Розмич осмелился сказать:

— Не всё.

Расслабившийся было Жедан тут же подобрался, уставился выжидательно. Затея тихонечко пискнула. Полат и Ловчан замерли в недоумении, а кто-то из белозёрских бояр печально вздохнул.

— Люб ли я? — прошептал Розмич.

У самого сердце при этих словах сжалось до размеров горошины. Взглянуть на Затею оказалось сложнее, чем перешибить лбом дубовое бревно.

Девица на взгляд не ответила — глаза будто приклеились к столешнице, а щёки пламенели ярче купальского костра. Наконец Затея призналась:

— Люб. Уже три седьмицы… люб.

Спросить-то Розмич спросил, а что сказать в ответ, не знал. Замер каменным изваяньем и шевельнуться боялся. Осознать своё счастье тоже не мог, мысль просто не умещалась в голове. И душа вдруг распахнулась, стала до того большой, что едва грудь не разорвала.

Вместе с тем дружинник чувствовал себя несмышлёным мальчишкой. Будто и не было за плечами множества сражений и сотни разбитых девичьих сердец. Словно не о нём мечтала половина алодьских красавиц.

Розмич стянул с мизинца кольцо, даденное княгиней Сулой, и протянул его Затее. В глазах девушки блеснули слёзы, на щеках появились ямочки. Она приняла подарок и пролепетала:

— У меня тоже… вопрос.

И снова в горнице воцарилась тишина. Её оборвал Жедан:

— Так спрашивай, голубушка.

Затея решилась, но не сразу. Всё-таки сватанкам вопрошать не положено.

— Твои родичи не осерчают? Что без их согласия и участия невесту выбрал.

Розмичу пришлось отвернуться, потому как, глядя на Затею, и слова вымолвить не мог.

— Нет. Я сам по себе. И даже не знаю, живы ли.

— Как не знаешь? — удивилась девица.

Вспоминать о родных воин не любил, но тут не объяснить нельзя:

— Я мальчишкой был, когда князь Олег меня из дому забрал и определил в отроки. Сперва в Рюриковом граде жили, я ещё надеялся своих увидеть, хоть однажды. После, когда князь перебрался в Новгород, тоже надеялся. А уж дальше… В Алодь уйти пришлось. А от Алоди до моей деревни не добраться.

— Деревни? Какой деревни? — вступился Жедан.

— Какой… обычной.

— Погоди-ка! — воскликнул купец. — Ты что же, не воин?

— Воин. Разве не видно?

— Да я не про то! — от удивления Жедан даже привстал. — Кто твой отец?

— Пахарь, — просто признался Розмич. Тут же пояснил: — Я знаю, это не по обычаю, чтобы сын пахаря в дружину княжескую шел. Но так судьба сложилась. Олег меня приметил и…

Купец не дослушал, перебил:

— Нет.

— Что нет? — нахмурился Полат.

— За сына пахаря племянницу не отдам! Губа не дура, а язык не лопата!

Слова были подобны грому средь ясного неба. Розмич не сразу понял, о чём речь. Собрался ответить, но князь оказался проворней:

— Да какая разница? Он воин, дружинник князя Алоди — Олега!

— Он сын пахаря! — послышался ответ.

— И что?

— А то! Я — Жедан, сын купца, внук купца и правнук! И дети, коли они появятся, к купеческому роду относиться будут! Это закон! А Розмич, каким бы воином ни был, сын пахаря! Значит, и сам пахарь! Хоть в доспехи обряди, хоть в шелка! Суть-то от этого не изменится! Негоже купеческой дочке за пахаря идти! Всё равно что боярыне за холопа!

— Да как ты смеешь? — взвинтился Ловчан.

Его кулачища заставили Жедана отпрянуть. Купец едва лавку не перевернул.

Тут же велел Затее:

— А ну, брысь отсюда!

Девушка, и без того перепуганная, побледнела и едва не свалилась в обморок. Помогла подоспевшая прислужница. Она же и утащила Затею прочь.

— Ах же ж плут! — наступал Ловчан. — Мало, что к тебе один из лучших словенских воинов пришёл! Мало, что сам князь в сватах! Так тебе и родню особую подавай?

Жедан ничуть не испугался, даже подбоченился:

— Он сын пахаря!

— И что?!

— А то! Пусть к кому попроще сватается! Не по купцу товар!

— Так ведь человек-то какой! — заступился Полат. — Сам Олег ему доверяет!

— Да хоть бы у бога в подручных ходил! — не отступался Жедан. — Сын пахаря — значит сам пахарь! Я с деревенскими родниться не буду!