– Здесь допущена ошибка. Кедар – моя фамилия. Фамилия мага Кэрдана – де Глисса.

– Леди, де Глисса – герцогский титул, пожалованный вашему опекуну низложенным монархом Отоном Неидом. Его родовое имя – Кедар, хотя оно малоизвестно. Что вас смущает? Вы же родственники.

– Мы не родственники, – пробормотала она. – Он лишь мой опекун. Просто опекун.

Она уронила бумагу на землю и побрела прочь, не глядя, как чиновник почтительно нагибается за свитком, будто кланяясь королевскому предписанию. Она не слышала выкриков: «Шлюха Болотника! Убить ее!» Люди слышали, как она назвала приставу свое имя, и окружили ее. Магический заслон блеснул голубым. Пара камней, полетевших в Эдеру, отскочили рикошетом обратно в толпу. Осаждающие расступились. Эдера замолотила каблуками ботинок по решетке.

– Откройте! Пустите меня!

Как сомнамбула, она прошла через двор, не глядя в глаза фермеров и слуг. Она обошла Кедари, вернулась к тому сараю, где перекидывалась из кречета в человека. Механически она толкнула приоткрытую дверь и вошла, желая скрыться от солнечного света.

Ей хотелось обернуться кротом и зарыться в землю, прочь от света, прочь от людских глаз. Она еще не поняла отчетливо, что сейчас произошло. Что происходило с того дня, когда карета «лорда Ардена» увезла ее из монастыря. Липкое, холодное, гадливое предчувствие стиснуло затылок. Чтобы все прояснить, достаточно задать вопрос Абалям. Они должны знать.

При мысли о людях к горлу подступила тошнота. Она не может смотреть на людей, разговаривать с ними. Не сейчас. Ноги подкашивались, будто ватные. Эдера огляделась, куда бы присесть. Сарай был пуст, за исключением пары больших деревянных пластин у стены. Эдера неловко задела пластины, и крайняя опрокинулась, отдавив ногу. Девушка даже не вскрикнула. Физические ощущения казались ей чуждыми, словно тело принадлежало кому-то другому.

С обратной стороны пластину обтягивал живописный холст. Это была картина, почему-то упрятанная в сарай вместо того, чтобы висеть в холле, галерее или коридорах Кедари. Эдера опустилась на колени, прямо на земляной пол, сдула пыль с холста.

Кэрдан солгал ей. Ее родителей успели запечатлеть на портрете перед смертью, вместе. Ее отец умер не в молодом возрасте. Вот он, лорд Эйдас Кедар, немолодой мужчина с обильной сединой в волосах и вдумчивым, сосредоточенным взглядом. Рядом с ним юная, нечеловечески прекрасная женщина. Оба держат на руках по младенцу.

Эдера взглянула в правый нижний угол холста, где стояла подпись художника и название картины. «Лорд Эйдас и леди Лорейна Кедар с дочерьми». А как же Черта? Фея может выносить только одного ребенка. Или один плод? И этот плод может быть близнецами? Один ребенок – фея, другой – смертная девочка? Эдера еще раз уставилась на подпись. И заметила еще два имени в названии картины, чуть мельче: «…с дочерьми Адеир и Сириэн». Две феи. Обе девочки родились феями…

Эдера потянулась за другим деревянным листом и столкнула его на первую картину. Облако пыли осело на шаль и воротник шубы. Она чихнула. Еще одно живописное полотно. Снова супружеская чета с ребенком. Одним. Лицо мужчины намного моложе, чем на предыдущем портрете. Лорду Эйдасу должно быть здесь чуть больше тридцати. Он выглядел растерянным, неуверенным. Будто не владетельный лорд, не хозяин манора, а бедный родственник.

Рядом с ним – леди Иртана, первая жена. Дочь герцога, принцесса крови. Горделивая посадка шеи, величественная королевская осанка. Она стояла, слегка отвернувшись от мужа. Обе руки лежали на плечах ребенка, крепко обнимали его. Мальчик. Обыкновенный парнишка лет десяти. Темные, слегка волнистые волосы, серые глаза, подвижные и непокорные.

Живописец был очень талантлив. Через позы фигур на портрете, через выражения их лиц он сумел передать чувства и отношения между тремя героями портрета. Безграничное материнское обожание женщины, слепая и неразумная преданность сыну в сочетании с равнодушием и холодностью к мужу. Робость мужчины, не смеющего отстаивать супружеские и отцовские права. Мужчины, который утратил положение главы семейства. Которого отодвинули на край, вытеснили, заместили сыном.

Наконец, ребенок. Подлинный хозяин и глава семьи. Десятилетний тиран; колосс, опорой которому служили материнская опека и безнаказанность. В его глазах уже в то время сиял азарт соперничества, желание доказать всем и каждому собственное превосходство, подавить любую волю, что превозмогала его собственную. А еще – чувство вседозволенности, подкрепленное силой, одаренностью и материнским потаканием.

На лице мальчика читалось презрение ко всем – к бессильному отцу, к слепо обожающей матери, к портретисту, к зрителям. Он использовал материнскую любовь – но не платил ей сыновней привязанностью. Он использовал чужое внимание, чужое участие в себе – и отбрасывал людей, как только вычерпывал все, что они могли дать. Отбрасывал или уничтожал. С рождения неспособный любить, неспособный дорожить близкими людьми, неспособный беречь, ценить и уважать.

Взгляд Эдеры скользнул в правый нижний угол. Хотя она и так знала, что вывела безжалостная рука художника. «Лорд Эйдас и леди Иртана Кедар с сыном Кэрданом». Если бы мастер мог представить, что станет с героями его полотна.

Эдера вышла из сарая, пошатываясь. Лицо ее было серым, как пыль на проклятых холстах. То ли из-за пыли, то ли из-за открывшейся истины у Эдеры кружилась голова, чего с ней никогда не случалось. А затем ее вырвало. Ремна Абаль подхватила девушку.

– Я дам вам лекарство, миледи…

– Не надо. Дайте объяснения.

– Миледи?..

– Я хозяйка Кедари?

Вопрос застал домоправительницу врасплох.

– Миледи… Манор наследуется в порядке старшинства, согласно закону… Возможно, милорд подписывал в столице акт передачи… Мне неизвестно об этом. Абаль тоже не в курсе. Милорд не сообщал нам своих планов на поместье.

– Сколько вы служите в Кедари?

– Восемнадцать лет, миледи. До этого экономкой была моя мать.

– Значит, вы видели пожар?

Монна Ремна вынужденно кивнула. Эдера надавила на экономку магией. Легкую головную боль монна переживет.

– Расскажите что знаете.

– Он очень быстро потух, миледи. Спальни лорда Эйдаса и леди Лорейны выгорели дотла. Соседние комнаты несильно пострадали. Огонь потух, не тронув остальной дом. Кое-кто дивился, как такой короткий пожар столь немилосердно погубил вашу семью. Ваши родители и сестра истлели до костей. Лишь вы спаслись. Так сказал милорд. Кроме него, вас никто не видел.

– Где он был, когда пожар случился? В Кедари?

Ремна кивнула.

– И остался невредим?

– Его комната находилась в южном крыле. Загорелось северное.

– Было расследование? Приезжала инквизиция? Или концы в воду?!

– Милорд сам отправился в Арейнат и привез светского инквизитора. Тот вынес вердикт о причине трагедии… неосторожность в обращении с огнем, если не ошибаюсь. И сразу же утвердил вступление в наследство и опеку над вами.