— Дима! — Маринка от возмущения даже села. — Пора бы уже привыкнуть за тридцать лет, что Наташа мне о тебе ничего не рассказывает. Ничего! Ты тоже молчишь. Поэтому откуда я могу знать?

— Ты ужасно красивая, когда злишься! Димка повалил ее обратно на кровать.

— Ну вот, а говорил, что не можешь ничего! — рассмеялась Маринка минут через двадцать. — Ты еще ого-го!

— Не знаю, что со мной случилось сегодня, — смутился Димка. — Я думал, уже все, в евнухи пора…

— Тебе — в евнухи? Да не смеши ты, ради Христа.

В тот день они занимались любовью до самого вечера, как будто наверстывая упущенное за последние годы.

— А как же Весельцов? — спросил вдруг Димка. — Ты что, ушла от него?

— Нет, не ушла. Он дома ждет. Думает, я к маме поехала.

— Так у тебя с ним все хорошо?

— А ты как думаешь?

Соловьев снова насупился и замолчал. Они сходили вместе в магазин, купили продуктов и большой арбуз. Маринка приготовила ужин. Ели на полуразвалившемся, старом столе, но при свечах — единственный раз в жизни. Маринка чувствовала, что одно его слово — и она останется здесь навсегда. Делить с Димкой счастье и беды в этой крошечной, грязной квартире, пока смерть их не разлучит…

— Димка, ты ничего не хочешь мне сказать? — Что?

— Ну не знаю…

— Арбуз…

— Какой арбуз? Что ты несешь?

— Арбуз сладкий… Ты же просила что-то сказать.

— Ладно, Димуля. — Маринкин порыв прошел, сменившись усталостью. — Повеселились — и хватит. Мне пора в Москву. Дела ждут. Ты же мне все равно ничего не говоришь.

— Пенек рядом со мной всегда свободен для тебя.

— Пенек, говоришь? А мне пенька мало!

— Смотри, если не ты, кто-то другой его займет. Подумай!

— Пусть занимает! Проводи на электричку. — Угу.

Димка посадил Маринку в электричку и на прощание быстро чмокнул в щеку. Маринка смотрела, как он шел по перрону, не оборачиваясь, и нервно курил. Сердце у нее сжималось, в глазах стояли слезы. Неужели непонятно, что тут уже никогда ничего не будет, что надо бежать прочь от этой гибельной любви, которая каждый раз настигала исподтишка и незаметно засасывала, как коварный речной водоворот? Зачем она пошла на реку, увидела его, снова взбаламутила успокоившиеся было чувства? Маринка злилась на себя — и тайно радовалась, что нечаянно провела с Димкой целых два дня.

Дома Маринку встретил растерянный Илья:

— Мам, ты, наверно, переживать будешь… Ты только не расстраивайся, пожалуйста. Сядь. Тебе корвалол накапать сейчас или потом?

— Что это ты со мной как с душевнобольной? Говори давай быстро, что случилось.

— Весельцов ушел…

— Куда? — равнодушно спросила Маринка.

— Совсем ушел… Собрал чемоданы — и нет его…

— Да? А что, ему было куда идти?

— Было… — Илья опустил глаза и покраснел. — Я тебе не говорил.

— Ладно уж, рассказывай! Чай будешь?

— Буду. В общем… У него уже давно была одна тетка. Лет на двадцать старше его, хозяйка какой-то крупной фирмы, я точно не знаю. Одинокая… Настоящая стерва. Я их разговоры по телефону слышал несколько раз. Он на ней женится, и они уезжают в путешествие. Куда-то на Карибы. Серега мне сказал тебе не говорить.

— Почему?

— Мы боялись, что ты не переживешь… Опять в больницу попадешь.

— Зря боялись. Это все новости? — Да.

— Вот и хорошо. Наконец пристроен Весельцов. Рада за него. А теперь давай чай пить.

— Мам, ты что, в Петровском была?

— Да. А почему ты спросил?

— Не знаю… У тебя всегда потом такое лицо… Маринка рассмеялась и обняла сына. Ей было, в общем,

все равно, что Весельцов ушел. Не в первый раз в этой жизни она снова начинала с нуля. И в этот раз отчего-то совсем не было страшно.

А еще через несколько дней раздался тревожный телефонный звонок. Звонила Наташка:

— Марин, ты не знаешь еще?..

— Не знаю — чего?

— Димка в Москве, в больнице…

— Что с ним?

— Все то же самое, что всегда. Но теперь гораздо хуже… Если ты хочешь попрощаться…

— Как — попрощаться? Ты с ума сошла?..

Через полтора часа Маринка была уже в больнице. Там же сидели заплаканная Наташка и смурной Серега.

— Почему раньше не сказали? Что случилось? — накинулась на них Голубева.

— Врачи говорят, что шансов нет. У него опухоль мозга… Уже давно. Все думали — эпилепсия… Признаки проявились давно, еще с тех пор, когда у нас мама умерла. Лечили, да что-то недолечили… Нужна серьезная нейрохирургическая операция, но гарантий никто никаких не дает… И денег нет, чтобы его в приличное место положить.

— И вы мне ничего не сказали? Как вы могли?!

— Мы думали, ты знаешь… Ты же с ним общалась!

— Как его можно увидеть?

— Только через стекло… К нему не пускают.

— Куда идти?

Маринка накинула халат и быстро пошла по лестнице. Серега бросился ее догонять.

— Ты-то как мог молчать? Ладно про Весельцова, но про Димку! Никогда тебе не прощу!

— Я боялся… Он не хотел, чтоб ты знала… Сюда! Маринка заглянула через стекло. В палате был холодный,

бледно-голубой цвет, как в мертвецкой. Димка лежал, весь опутанный какими-то проводками, изо рта торчала трубка.

— Боже мой! — только и выдохнула Маринка. — Я хочу поговорить с врачом! Немедленно!

— Мы уже разговаривали… Ему дают максимум несколько дней… Нужны очень большие деньги.

— Сколько?

Серега назвал сумму. Маринка схватилась за голову, сказала:

— Я достану!

— Кума, не чуди. Откуда у тебя?

— Найду, раз вы не можете!

На бегу она скинула халат и рванула на улицу. План действий созрел мгновенно. Она продаст квартиру и все, что в ней есть! Еще немного займет… Через час она уже примчалась домой и, не раздеваясь, начала выгребать вещи из ящиков.

— Мам, что с тобой? — встревоженно спросил Илья.

— Беда. Мы все продаем!

— Как — все?

— Вещи. Квартиру… Помогай разобрать. А еще лучше звони отцу. Попроси его отказаться от его доли. Скажи, что я ему все верну. Звони быстро…

— Что случилось-то?

— Дядя Дима при смерти. Нужна операция.

— Мама, но…

— Никаких «но»! Быстро!

Илья покорно взял телефонную трубку и побрел в соседнюю комнату.