— Кино тут, что ли, снимают? — пробормотал Магвайр.

— Какое кино? — не понял О’Конелл.

— Ну, это… про всяких пиратов, испанцев… Дрейка там, Моргана…

— Это не кино! — решительно выдал Мориссон. — Боб! — повернулся он к дюжему заряжающему. — Можешь мне притащить сюда языка?

— Из этих что ли? — осклабился рядовой, указав на бухту.

— Из этих.

— Да без проблем, командир…

На дело Магвайр пошёл вместе с Солтом, таким же здоровяком из экипажа сержанта Митчелла. Акция завершилась успешно. Всего через двадцать минут они притащили на холм связанного «киношника». Помимо мешка на голове и кляпа во рту на пленном были надеты широкие штаны с завязками, странная рубаха без ворота и грязные кожаные сапоги.

— В кусты облегчиться попёрся. Тут-то мы его тёпленького и взяли, — со смехом пояснил Боб, сдёрнув мешок.

Пленный, когда ему вынули кляп, тут же начал плеваться и ругаться на непонятном языке. Пришлось врезать ему под дых. Несильно. Но так, чтоб прочувствовал.

— Похоже на староиспанский, сэр, — вынес вердикт Рикки Рамирес, наводчик из экипажа сержанта Джейсона.

— Допросить его сможешь?

— Попробую…

На вытягивание из пленного информации ушло минут десять.

— Если я правильно понял, этот тип утверждает, что он человек герцога Медина-Сидония, кузена короля Филиппа Второго, а те корабли, — кивнул Рикки в сторону моря, — это лишь аванград Великой и Славной Армады. И что очень скоро все богомерзкие англичане будут гореть в огне со своим про́клятым островом.

— Непобедимая Армада? Серьёзно? — почесал за ухом лейтенант. — Но ведь, насколько я знаю, в Англии они не высаживались. Армаду разбили на море, возле Кале.

— Я где-то читал, — вмешался О’Конелл, — что часть кораблей Армады отделились от главного флота и попытались высадиться в Корнуолле, в бухте Сент Айвс. Но что с ними стало дальше, никому не известно. То ли они затонули при шторме, то ли их прямо в бухте разгромили «пираты Елизаветы».

— Шторма не вижу, пиратов не наблюдаю, — пробормотал Мориссон, приподнимаясь и глядя на море. — Зато хорошо вижу целую кучу вооружённых бандитов, собирающихся спалить в огне моих соплеменников… И, кажется, я теперь знаю, куда подевалась эта эскадра и кто её уничтожил… По машинам, ребята!..

Июль 1240 г. Левый берег Невы. Устье Славянки.

Терентий сидел на носу и бросал в воду мелкие камушки.

Так хорошо начавшаяся заварушка закончилась чёрт знает чем. Кривой опять сгинул, и золота им не досталось, хотя до него было буквально рукой подать, и сами ватажники провалились неизвестно куда. Хорошо хоть, все живы остались, и струг сохранился… Но золотишка было реально жалко. Сколько ж его там было вообще, на этой горушке дурацкой? Целая тьма. Каждому бы на всю жизнь бы хватило, ещё бы и внукам осталось. В шелках бы ходили, девок имели бы целый гарем, персиянок чернявых… Эх! И всё это прахом пошло из-за чьего-то злого колдунства! Сиди вот теперь, думай, как и куда из этих болот выбираться…

— Терёха! Давай сюда! Дело есть, — донёсся с берега голос Чумы.

Тяжко вздохнув, пушкарь поднялся от пушки, добрёл до сходней и, не особенно торопясь, спустился со струга.

Их кораблик стоял в тихой заводи какой-то речушки, укрытый от взглядов с воды врезающимися в неё порослями кустов и деревьев. Вниз по течению, примерно с четверть версты, речушка втекала в другую, более широкую, в пару сотен саженей, и обе ни разу не походили на привычные казакам заросшие камышом плавни Дона и Волги.

— Ну? Чего там ещё плохого случилось?

— Воя тут одного прознатчики наши взяли, — сообщил сотник. — И корабли стоят на большой реке. Странные. Но гружёные.

— Корабли, говоришь? Да ещё и гружёные? — мгновенно слетела хандра.

— Ага. И балакают там не по-нашему. Но вроде бы как на свейский похоже. Ты ж у нас свейский знаешь, ага?

Терентий почесал бороду и ненадолго задумался. Со свеями он воевал почитай года три, и тогда же наловчился довольно сносно толмачить с их говора. Правда, давно это было, лет эдак десять назад.

— Пошли, побалакаем, — решительно махнул он рукой…

Разговаривал пленный и вправду по-свейски… Ну, в смысле, очень похоже, и Терентий его вполне понимал. Вот только вещи он говорил непонятные, да и выглядел достаточно странно. Не был он похож на тех свеев, какие Лопате помнились по стояниям возле Риги и Нарвы. С виду, разбойник разбойником, в древней кольчуге, старом покатом шлеме, со шрамом через всю морду, всклокоченной бородой…

И вести он сказывал интересные. Что, мол, идут они к устью Ижоры на помощь Биргеру Магнуссону, зятю короля Эрика. Что предводительствует над их пятью шнеками хёвдинг Ульф Нильсон. Что везут они Магнуссону провизию, а до того успели неплохо пограбить людишек из сумь и емь и взяли с них много мехов и каменьев. И что вместе с Магнуссоном они по приказу короля Эрика должны идти воевать Ладогу, Нову Город и их молодого конунга Александра.

Чем дольше Терентий слушал свейского воя, тем сильнее у него вытягивалось лицо. Странностей было действительно много, но всех их перебивали слова о находящейся на кораблях богатой добыче.

— А кораблики-то у них плохонькие, — подливал масла в огонь Чума. — Видел я их. На старые наши ладейки похожи. Пушек на них нет, пищалей нет, парус прямой, полосатый, осадка большая. У персов и то посильнее, да били мы, помнишь, их, как кутят. Ежели залпом с пяти десятков саженей первого приголубим, то и остальных возьмём в лёгкую. Главное, чтобы пороха на все пять хватило…

— Пороха хватит, — солидно кивнул пушкарь. — И ядер с картечью в достатке…

— Ну, так чего, Терёха? Пойдём, пощипаем свеев?

— Не пощипаем, а сострижём. Дочиста сострижём, до самого донышка, — оскалился Терентий Лопата. — Они мне ещё за Нарву должны… рыбы сутулые…

На чистую воду струг вышел минут через двадцать. Как называлась река, к которой он нёсся, никто из казаков не ведал, как не знал и того, что именем этой реки вскорости назовут одного из русских князей. И что сейчас этот князь так же, как и ватажники, готовился к жестокому бою. И тоже в этих местах. Вверх по течению. Всего-то в десятке вёрст от казацкого струга и шнеков хёвдинга Нильсона…

Декабрь 5 г. до н. э. Галилея. Окраина Вифлеема.

На улочке пахло навозом и сырой кожей. Конечно, шевалье д’Амбуаз был не настолько брезглив, чтобы падать от запахов в обморок, как некоторые дамы двора, но в кварталы дубильщиков и кожевенников предпочитал всё-таки не заходить. Вонь там, как правило, стояла невыносимая.

Выбирать, однако, не приходилось. Их отряд после пирамиды выкинуло сюда, не спрашивая чьего-либо мнения. Зачем? Почему? На эти вопросы могла бы, наверно, ответить Орлеанская Дева, но она, как сказал один из сержантов, уже вознеслась в небеса. Он уверял, что видел это собственными глазами. Не верить ему оснований не было. Вопрос состоял лишь в том, почему они не вознеслись вместе с ней?