Проснувшись утром, я узнаю, что Арчибальд уехал на охоту, но оставил мне дюжину любовных посланий и обещание привезти упитанного оленя на ужин. Полагаю, он услышал о том, что сказали мне лорды: этот город полнится шпионами и сплетниками. И, скорее всего, он уже придумал, как все исправить, или, что проще всего, обвить меня руками и снова соблазнить в блаженную глупость.

Из тихого и внимательного ухода, которым меня окружают мои фрейлины, я понимаю, что и они уже обо всем знают. Наверное, уже весь Эдинбург знает, что муж королевы воровал ее состояние и все это время был женат на другой женщине, жене по его собственному выбору. Половина из них будет смеяться над унижением, которое пришлось вытерпеть английской принцессе, а вторая просто недоумевать от глупости, свойственной всему женскому роду, независимо от страны рождения. Они будут говорить, что женщины неспособны править. Они будут говорить, что я сама только что это доказала.

В часовне я не слышу слов молитвы. За завтраком не могу есть. Ко мне прибывает делегация лордов, и я принимаю их в парадном приемном зале. Я тщательно одеваюсь, успокаиваю рисовой пудрой вспухшие и покрасневшие веки, подрумяниваю щеки и губы. Я выбираю белое платье с зелеными рукавами – цвета Тюдоров. Я обуваю серебристые туфли с золотыми каблуками. Их приглашают, когда я уже сижу на троне в окружении фрейлин и с выстроенными вдоль стен слугами. Мы устраиваем хорошее представление, но все знают, что это представление лишено смысла. У меня нет власти, и они об этом знают. У меня нет денег, и они об этом знают. У меня нет мужа вот уже несколько месяцев, и это знают все, кроме меня. Они кланяются, сохраняя видимость уважения, и я обращаю внимание на то, что Джеймс Гамильтон, граф Арран, который вел переговоры о заключении брака между мной и королем Яковом и получил за это титул, стоит в самых дальних рядах и как-то непривычно скромен. А лорд, стоящий впереди, держит в руках свиток, снабженный печатями. Они явно пришли к какому-то соглашению и явились сегодня ко мне, чтобы объявить это. И, судя по всему, Джеймс Гамильтон не станет говорить первым.

– Милорды, благодарю вас за внимание. – Я не должна говорить обиженно, хотя, Господь мне свидетель, мне очень сложно подавить это чувство.

Они кланяются. Им явно неловко быть свидетелями моего позора.

– Мы избрали нового регента, – тихо говорит один из лордов. Я замечаю, как открывается задняя дверь в приемный покой и оттуда появляется Арчибальд в костюме для охоты. Он останавливается и прислушивается к происходящему, не сводя с меня пристального взгляда. Возможно, он думает, что я сумела заставить лордов исполнить его волю. Он надеется, что они назовут его имя. Или просто хочет посмотреть, как я вынесу унижение, которое он же мне и устроил.

Лорды передают мне свиток. Я заглядываю туда, чтобы прочитать имя нового регента. Как я и догадалась, это Джеймс Гамильтон, граф Арран, внук Якова II, родственника моего первого мужа, короля Шотландии. Я поднимаю глаза, Арчибальд смотрит на меня, побуждая меня заговорить.

– Такова ваша общая воля? – спрашиваю я.

– Да, – отвечают они.

Джеймс Гамильтон тоже скромно кивает и начинает выходить вперед.

– Я предлагаю выбрать двух регентов, которые могли бы править вместе, – произношу я. – Себя и благородного графа Арран, Джеймса Гамильтона, который всегда был мне другом. – Я совершенно игнорирую Арчибальда, сосредоточив все свое внимание на нахмурившемся лице нового регента. – Уверена, что вы захотите работать со мной, ведь так, милорд? Мы так давно дружим.

Он молчит. Его явно не впечатлило мое предложение.

– Как пожелает совет, – безрадостно говорит он.

Тут подает голос один из старших лордов, которого я не знаю. Он говорит из самых дальних рядов и слов не подбирает:

– Нет, если вы останетесь женой предателя и будете ему подчиняться.

Арчибальд прыжком оказывается рядом со мной. Он все еще одет для охоты, и хотя ношение оружия при дворе запрещено, все наверняка знают, что у него в сапоге спрятан кинжал.

– Кто смеет это говорить? – вопрошает он. – Кто смеет клеветать на меня и на королеву, мою жену? Кто смеет бросать вызов нам и английскому королю?

В зале немедленно поднимается гул голосов лордов, возмущенных его тоном. Ард не обращает на них внимания, а поворачивается ко мне и требует:

– Предложите меня.

– Они никогда…

– Я хочу увидеть, кто именно откажется.

– Согласны ли вы принять регентство графа Аррана и графа Ангуса? – спрашиваю я, называя полный титул Арчибальда и разглядывая искаженные яростью лица.

– Никогда, – звучит короткий ответ откуда-то сзади, а потом все лорды, все до единого, говорят «нет».

– Я думаю, ты увидел достаточно, – поворачиваюсь я к Арчибальду. – И теперь Джеймс Гамильтон стал регентом и опекуном моего мальчика, а я покрыта презрением.

Совет лордов снова кланяется и выходит из приемного зала. Я едва ли замечаю их отбытие.

– Видишь, что ты наделал! – говорю я Арчибальду. – Ты все испортил!

– Это ты все испортила! – хлестко возвращает он обвинение. – Это твой брат тебя подвел! Он заключил соглашение с советом, даже не поставив тебя в известность. Это он тайно дал согласие на то, чтобы Арран стал регентом, а ты – ничтожеством! Это он сделал тебя пустым местом здесь!

Это не может быть правдой, Генрих не стал бы заключать соглашение с советом за моей спиной.

– Он любит меня! – чуть не задыхаюсь я. – И он никогда бы меня не бросил. Он обещал… Он послал меня сюда и обещал!

– Он бросил тебя, – повторяет Арчибальд. – И ты видишь результат.

– Это ты бросил меня! – горько говорю я. – Я все знаю о Джейн Стюарт.

– Ты ничего о ней не знаешь, – холодно говорит он. – Ни сейчас, ни когда-либо в будущем. Ты даже представить себе не можешь, какая она на самом деле.

– Она шлюха! – взрываюсь я. – Что можно представлять о шлюхе!

– Я не позволю тебе говорить о ней в таком тоне, – вдруг заявляет он со странным достоинством. – Ты королева, так веди себя подобающим образом.

– Я твоя жена! – кричу я. – И я не должна даже слышать о ней.

Он молча кланяется.

– Вы никогда не услышите о ней от меня, – холодно говорит он и уходит.

До меня доходят радостные известия из Англии. Интересно, неужели они не понимают, что мне физически больно слышать, что у них все в порядке, что они богаты и счастливы и строят далеко идущие планы на будущее, уверенные в своей любви и достатке? Интересно, Марии когда-нибудь приходит в голову, что ее бесконечная болтовня о платьях, планах на чудесную помолвку маленькой принцессы Марии с сыном французского короля заставляет меня чувствовать себя крайне несчастной и исключенной из их жизни? Она пишет страницу за страницей – и мне приходится разбирать ее каракули – о том, какими будут бал и турниры, представления и маскарады, и какие надо будет заказать платья и туфли, и какие головные украшения будут изготавливать мастерицы из золотой проволоки, искусственных цветов и маленьких бриллиантов. Генрих смеется, Генрих радуется, Генрих ликует и празднует победу, заключение мира с Францией, и скрепляя его обручением своей дочери, малышки, которой чуть больше двух лет. В самом конце она пишет: