тут не командуй. Тут я в ответе, я и командир.

Павел Антонович с удивительной быстротой оказался на берегу. Вприпрыжку, смешно взмахивая руками, он заковылял навстречу машинам и вдруг с неожиданной силой в голосе закричал:

— Отставить!

И так решительно, так властно прозвучал этот окрик, что передняя машина, взвизгнув тормозами, стала на откосе как вкопанная.

— Вот я тебе отставлю! — с угрозой в голосе сказал Басов. Шагнув следом за стариком, он повторил еще громче: — По две заезжай, первая — к носу, вторая — к корме!

Машины снова тронулись. Старик, обернувшись к Федору, стоявшему у борта, молча кивнул на лебедку.

Федор без слов понял деда. Небрежным, но точным ударом ноги он сбросил причальную петлю, неслышно подошел к лебедке и закрутил рукоятку. Тонкий ходовой трос натянулся. Паром плавно отвалил и медленно отошел от причала.

— Паром! — крикнул кто-то на берегу.

Басов одним прыжком вернулся к речке, но было уже поздно: метра три темной, глубокой воды отделяло паром от причала.

— Ну подожди ж ты, старый ворон! — в сердцах проговорил Басов.

— И подождем, — невозмутимо ответил старик. — Нам не к спеху…

— Силен! — возмутился начальник колонны. — Смотрите на него: на целине хлеб поспел, там комбайны стоят без горючего, минуты на счету, а ему «не к спеху»! — передразнил он. — Да ты понимаешь, что говоришь?

На берегу зашумели. Со всех сторон, с угрозами надвигаясь из темноты, тесной толпой обступили паромщика здоровые молодые парни. Казалось, вот-вот они сомнут старика. А он спокойно переждал, пока стих шум, и сказал рассудительно:

— Я-то все понимаю, а вот ты, видно, молод все-то понять. Ну, погрузим мы по-твоему, по две. Встать-то они встанут — палуба широкая, — да ведь груз-то какой! Хорошо, как по-хорошему, а ну как неладно выйдет со спешкой-то с вашей! Посуда валкая, чуть качнет — и сыграет машина за борт. Потопим паром, и будете вы здесь стоять. Да не вы одни… Тут теперь магистральная линия. А там хлеб поспел…

— Первый раз, что ли, нам на пароме? Авось не потопим, — сказал Басов.

— На авось в таком деле надежда плохая, — возразил старик. — Тут расчет требуется. Спешить-то, парень, тоже нужно с умом…

— Брось-ка ты демагогию разводить! Скажи проще: шкуру свою бережешь?..

— Моей шкуре цена небольшая. Я, сынок, тут как часовой у моста. Я не шкуру берегу, а коммуникацию.

— Ишь какие слова знает! — усмехнулся Басов. — Ну ладно, дед, давай налаживай свою «коммуникацию». Не век же нам тут стоять.

— А как ладно-то? По-твоему или по-моему?

— Выходит, по-твоему. Не драться же с тобой. Эй, парень, как тебя, Федя, что ли, давай причаливай!

— Постой, Федор, — крикнул старик, — постой, не спеши! А ты мне, Басов, давай по всей форме слово. Вот тут и товарищ из центра, корреспондент, послушает. А то ведь ты, видать, горячий: причалим, а ты опять скажешь: «По две!»

— Ладно, честное комсомольское: по одной! Только, старый грач, как начнешь икать, так и знай: это мы тебя не добрым поминаем. Это же восемь лишних часов!

— Ну давай, Федя, чалься! — негромко крикнул паромщик. — А икать буду ли, нет ли, мое дело. Мне икать не привыкать. Всем-то не угодишь…

— «Всем»!.. — с досадой сказал Басов. — Мы разве «все»? Мы не «все», мы комсомольская колонна. Понятно? Да где тебе такое понять! Ты и молодым-то не был. Так небось без зубов и родился.

— Ты зато больно зубастый! — усмехнулся старик. — Давай, зубастый, грузи, да потихоньку, не горячись…

Грузовик медленно вкатился на причал. Заскрипели толстые горбыли, паром мягко осел под тяжестью груженой машины. Старик сам командовал, где встать, сам подложил колодки под скаты и снял причальные петли.

Взявшись вчетвером за рукоятки, мы стали крутить лебедку. Мокрый трос побежал, похрустывая, по блокам. Берег медленно отступил. Там, на берегу, толпились люди, красным коптящим пламенем полыхали факелы, догорал костер…

— А насчет комсомола ты зря, — сказал Павел Антонович, не бросая рукоятки. — Тебя еще и в помине не было, а я уже комсомольский билет носил. И с белыми сражался комсомольцем, и ногу в боях потерял. Федор вот — внук он мне — тоже комсомолец. А там, глядишь, и Ленька подрастет, комсомольский значок получит. Долго ли? Так что, выходит, не вы одни, Басов, комсомольцы-то. У тебя комсомольская колонна, у меня комсомольский экипаж, только и разницы.

— Ишь какой комсомолец отыскался! — усмехнулся начальник колонны. — Разве такие, как ты, комсомольцы-то? У нас знаешь как: риск, напор, раз, два — и готово! А с твоей «комсомольской» командой мы сутки тут проболтаемся. Рискни, дед, а? Тряхни стариной!

В это время паром подвалил к причалу. Старик сам набросил причальные петли, вынул колодки и, подняв руку, скомандовал:

— Давай не спеша!

Машина скатилась на берег и, тяжело урча, полезла в гору. Скоро она пропала из глаз. Только красный сигнальный огонек был виден в густой темноте. Потом и он погас. Мотор замолчал, и шофер спустился к парому.

И опять заскрипела лебедка, и опять, чуть поплескивая, пополз по воде паром.

Поднеся руку поближе к фонарю, Басов взглянул на часы.

— Первый час, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — По тридцать минут… Это к вечеру только управимся… Эх, дед, — хлопнул он старика по плечу, — кровь в тебе остыла! Рискни: возьми по две! Тряхни стариной. Риск — благородное дело!

Старик ничего не ответил. Бросив рукоятку, он проковылял по палубе взад и вперед, глянул за борт, посмотрел на берег, на другой.

— Буксирных тросов много у тебя? — спросил он неожиданно.

— На всех машинах. А что? — не понял начальник колонны.

— А вот что: сейчас, как подойдем, давай разгружай бочки прямо в воду. Свяжем их и возьмем на буксир. А машины порожнем можно и по две поставить. Ясно тебе?

— Дело! — сказал Басов. — Ишь ты, старый грач, что удумал! Молодец! А не утопим, не растрясем?

— А это не твоя забота: чалить Федор будет. Он не смотри, что молодой, он с головой парень. Ты ему двоих в помощь дай, больше и не надо… Четверых на разгрузку поставь, шестерых на погрузку, туда, — Дед рукой показал на тот берег. — Двоих