Царское правительство пыталось ограничить польское влияние в Малой и Белой Руси. Так, в Вильно был закрыт польский университет, а вместо него в 1834 г. отрылся Киевский университет Святого Владимира с преподаванием на русском языке. Тем не менее ни преподавателей, ни чиновников русских там не хватало, и по-прежнему наблюдалось засилье поляков.

Однако Николай I, а затем Александр II широко открыли двери для поляков, желавших сделать карьеру внутри России. Так, в середине 1850-х годов доля поляков среди петербургского чиновничества составляла 6 %. Ещё больше поляков служило в русской армии. К 1862 г. в армии служило православных — 69,37 %, католиков — 20,06 % и протестантов — 9,33 %. Статистика по национальностям в нашей армии не велась, но католики были почти исключительно поляки, а протестанты — немцы. Таким образом, каждый пятый офицер императорской армии был поляком, хотя поляки не составляли и 6 % населения России.

В начале мая 1856 г. император Александр II через Москву и Брест-Литовск прибыл в Варшаву. Туда же стеклись в большом числе со всех концов Царства Польского губернские и уездные предводители дворянства, дворяне-помещики, придворные, кавалерственные и знатные дамы. Принимая 11 мая дворянских предводителей, сенаторов и высшее католическое духовенство, царь произнёс по-французски знаменательную речь: «Господа, я прибыл к вам с забвением прошлого, одушевлённый наилучшими намерениями для края. От вас зависит помочь мне в их осуществлении. Но прежде всего я должен вам сказать, что взаимное наше положение необходимо выяснить. Я заключаю вас в сердце своём, как финляндцев и как прочих моих русских подданных, но хочу, чтобы сохранён был порядок, установленный моим отцом. Итак, господа, прежде всего оставьте мечтания! („Point de rêveries!“ — эти слова Александр II произнёс дважды). Тех, кто хотел бы оставаться при них, я сумею сдержать, сумею воспрепятствовать их мечтам выступить из пределов их воображения. Счастье Польши зависит от полного слияния её с народами моей империи… Финляндия и Польша одинаково мне дороги, как и все прочие части моей империи. Но вам нужно знать, для блага самих поляков, что Польша должна пребывать навсегда в соединении с великой семьёй русских императоров. Верьте, господа, что меня одушевляют лучшие намерения. Но ваше дело — облегчить мне мою задачу, и я снова повторяю: господа, оставьте мечтания! Оставьте мечтания! Что же касается до вас, господа сенаторы, следуйте указаниям находящегося здесь наместника моего князя Горчакова; а вы, господа епископы, не теряйте никогда из виду, что основание доброй нравственности есть религия и что на вашей обязанности лежит внушить поселянам, что счастье их зависит единственно от полного их слияния со святою Русью».

15 мая царь вновь заявил польским панам: «Оставьте всякие мечты о независимости, которые нельзя ни осуществить, ни удержать». В тот же день Александр II подписал акт об амнистии полякам — участникам восстания 1831 г. Император заявил, что «все возвратившиеся эмигранты могут даже, по истечении трёх лет раскаяния и доброго поведения, стать полезными, возвратясь на государственную службу».

Проведя в Варшаве шесть дней, император Александр II отправился в Берлин на встречу с прусским королём Фридрихом-Вильгельмом IV. Замечу, что в первый день своего царствования Александр II написал Фридриху-Вильгельму: «Я глубоко убеждён, что, пока оба наши государства останутся в дружбе, вся Европа может ещё быть спасена от всеобщего разрушения; если же нет, то горе ей». Можно лишь сожалеть, что наследники обоих монархов забыли эти пророческие слова.

В январе 1856 г. после смерти фельдмаршала Паскевича наместником в Царстве Польском был назначен генерал от артиллерии князь Михаил Дмитриевич Горчаков. Одновременно он был назначен и главнокомандующим вновь сформированной в Польше I армии. Горчаков был стар (родился в 1783 г.) и отличался от своего предшественника крайней мягкостью в обращении с поляками, выступая и в Петербурге усердным и постоянным ходатаем за них. Именно его покровительству поляки обязаны в самом начале царствования Александра II полученными льготами и преимуществами.

Возникает вопрос: почему же поляки взбунтовались, если новый наместник был так хорош? Франция и Англия нахально врали на весь мир, что в Польше происходит демократическая революция, направленная против тирании русского царя. Причём самое интересное в том, что и русское правительство Александра II, и позже советские историки придерживались той же точки зрения.

На самом деле всё было наоборот. Напомню, что начало 60-х гг. XIX в. — это разгар реформ в Российской империи, проводимых императором Александром II: освобождение крестьян (в самый разгар восстания царь подписал закон о запрещении телесных наказаний), идёт подготовка к созданию земств, судебной реформы и др. Другой вопрос, что довольно узкий круг русских революционеров из дворян и разночинцев требовал более радикальных реформ — ликвидации помещичьего землевладения и др. Советские историки в своих трудах даже пытались объединить польских повстанцев и русских революционеров: мол, они вместе боролись с «проклятым царизмом». Увы, цели у них были совсем разные. Восстание 1863 г. было инспирировано исключительно сверху панами и ксёндзами.

Повстанцы не ставили своей целью провести какие-либо демократические или экономические реформы. Наоборот, большинство «образованных поляков» с негодованием встретили освобождение крестьян от крепостной зависимости, согласно манифесту Александра II 1861 г. Главным лозунгом панов была полная независимость Польши в границах 1772 г. «от можа до можа», то есть от Балтийского до Чёрного моря, с включение в её состав территорий, населённых русскими или немцами. Диссиденты, то есть православные и протестанты, должны были кормить оголодавшую шляхту. Любопытно, что ряд польских магнатов «умеренных взглядов» предлагали русским сановникам компромиссное решение — Польша останется в составе Российской империи под властью царя, но её административные границы следует расширить до территориальных границ Речи Посполитой образца 1772 г., то есть попросту панам нужны хлопы, и бог с ними, с «тиранией» и самодержавием.

Первые признаки брожения, охватившего польское общество, стали появляться с лета 1860 г., когда в Варшаве прошёл ряд политических манифестаций, устраиваемых в память деятелей или событий предыдущих мятежей. В процессиях, выходивших из костёлов, принимали участие лица всех сословий, много было среди них воспитанников учебных заведений, женщин и детей. Они проходили по городу, неся польские национальные значки и эмблемы, распевая полурелигиозные, полуполитические гимны, попадавшиеся им по пути русские полицию и войска встречали руганью и насмешками. При этом народу раздавались листовки и портреты борцов «за независимость» — Килинского, Костюшко и др.

До самого конца 1860 г. власти терпели эти нарушения порядка, не привлекая виновных к ответственности и не принимая никаких мер к предупреждению беспорядков. Дошло до того, что во время пребывания в Варшаве Александра II и его августейших гостей — австрийского императора и прусского принца-регента, в день, назначенный для парадного спектакля, императорская ложа в Большом театре была облита купоросом, а уличные мальчишки отрезали шлейфы у дам, ехавших на бал к наместнику. По пути следования царя на улицах и площадях раздавались свистки.