дабы навсегда вытащить из сердца человека, предавшего меня!

Услышав шептания Джексона: «Мы не можем больше отмалчиваться, на нас все смотрят, мы столько проделали работы, мы не можем не показать дефиле с элементами хореографии», я чуть-чуть прозреваю и сразу же прихожу к рассуждению: «Как он вычислил меня и Джексона? Как он попал сюда? Не собрался ли он испортить нам выступление?» Я делаю незаметный кивок Джексону, и он восторженно начинает, медленно-медленно вытягивая меня из отрешенного состояния:

— Приветствуем вас, дорогая публика!

Моя очередь, но мой язык отнялся.

— Обладаете ли вы таким настроением, что готовы насытиться нежным упоением? — Он произносит мою строчку уже взволнованным голосом и всячески скрывает напряжение от моего состояния.

Раздаются возгласы согласия.

Устранив взгляд от отца, сознавая, что мы с Джексоном столько работали над этим проектом, что нельзя сейчас вот так опустить руки из-за эмоционального потрясения, наконец говорю несобственным голосом, всматриваясь вдаль, в поток света, прямо направленный на нас:

— Мы для вас подготовили такое представление, поэтому, дорогие гости, приготовьтесь к изумлению!

Джексон, выдохнув, что я оживилась, подхватывает с большей чувственностью:

— Другая эпоха пред вами предстанет и на светский бал и маскарад отправит!

Направив думы только на то, чтобы воплотить затеянное, уже оживленно подхватываю ритм, заданный Джексоном:

— Встречайте же наших джентльменов и моделей-принцесс и отдайтесь душою и верою в исполнение чудес!

Под музыкальное исполнение П.И.Чайковского «Вальс цветов»27 модели выходят парами, очаровывая пристально глазеющих. Приглушается свет. Оханье и аханье публики возносится в зале и покрывает душу сахарной пеленой. Родители улыбаются детям со сцены и с гордостью смотрят, как они выплывают, как лебеди, по глади озера, созерцая синюю глубину небосвода. «Волнение не отпускает меня за этих деток, но мы столько репетировали, у них должно всё получиться».

На вытянутую руку кавалера положена девичья маленькая ладошка. Расточая нежность, распыляя её в воздухе, облекая на каждую сухую душу сладость чувств, так искусно показываемых милейшими существами и, приближаясь к концу сцены, благородный малый садится на колено, юная дама, держась за его руку, проделывает под звучащую композицию вокруг него оборот. «Справились, мои крошки. Но еще второй выход, где танцуем и мы с Джексоном».

Группа помощников помогают сменить образы моделями. Джексон подаёт следующие реплики, описывая структуру одеяний, которые демонстрировали дети, указывая о совмещениях старинного и современного стилей, и дает краткую справку о проводимых ранее выпускных балах по всему миру.

Нагревшись эмоциональным котлом до предела, я с дрожью в голосе выражаюсь:

— Настал выход пар вальсирующих, сотканных из небесных звёзд пульсирующих!

Источается романтическая мелодия «Ghost Waltz» Abel Korzeniowski, возрастающая по эмоциональному накалу и неистово трогающая сердца.

Сначала выходят кавалеры, становясь вдоль правой части сцены и затем ослепительные Бутоны Маргариток, овеянные золотистой пылью, располагаясь по другую часть дорожки. Мерцающие женские фигуры синхронно делают шаг вперёд и порханием бабочки кладут левые ручки на плечи партнёров, а правые укладывают в их ладони и, с несущимся звучанием быстрых звуков, танцуют, точно янтарные опавшие листья, подхваченные первым осенним ветром. Слышится топот маленьких ножек, пристукивающих каблучками. Вихрь будто живых огней поднимается на сцене, приковывая взглядом зрителей. Кто-то неудержимо издает словесные восхищения.

После нескольких сказанных мною слов о карнавальных костюмах на моделях, мы с Джексоном завершаем выступление задуманным — вальсом. При свете потухающих огней, с силой любви, сплетаясь друг с другом в танце, мы оказываемся в кругу детей, вертящихся в хороводе, в вихре живых цветов. Тонкие ручонки малюток утопают в перьях. На нас осыпается фейерверк цветочных лепестков, будто мы попали под дождь грёз. Пребывая в опьяняющем восторге, захваченные туманом сердца, взявшись за руки, мы раскачиваемся по кругу, образуя мириады чувств, которым недозволенно повсеместно распахиваться и ощутить свободу. Сердце бьётся учащеннее. Не сходящая с наших губ улыбка действует на меня успокаивающе. Случайно встретив глаза отца, меня куда-то уносит от охватившего легкого головокружения, но Джексон плотно удерживает меня за руки, незаметно для зрителей растирая мои холодные ладони, пока я не обретаю полноценное равновесие.

И как только музыка подходит к концу, юнцы склоняются на колени перед дамами, сплетающими круг, середину которого заполняем мы с Джексоном. С изяществом подавая ручки кавалерам для поцелуя, мы все замираем на мгновение, будто создавая таинственную неподвижность для художника, пишущего в нынешнюю минуту картину.

Крики «браво», буйное ликование, шумное рукоплескание и гул восклицаний, державшийся чуть больше минуты, разносится в каждом уголке зала. Бросив взгляд на Максимилиана, на подбадривающую публику, говорящую: «Бра-во! Бра-во! Бра-во!», я прихожу к тому, что мы справились, победили свои страхи и, способствующие повышению в нас необъятного волнения, непредвиденные обстоятельства.

«Я пыталась не смотреть на отца, но его блестевшие от радости глаза так и натыкались на мои».

— Любимая, мы смогли! Как твоя головка? Не кружится?

— Лучше, любимый.

— Я так переживал, что не получится, но не говорил тебе. Я не имел опыта общения с детьми…

— Любимый… Я тоже переживала. И… я бы наоборот сказала, что ты так многому их научил… Они так привязались к тебе.

Я намерена иной раз позволяла себе посматривать за ним, за тем, как он обращался с детьми. Хоть и урывками он забывался, путая роли, которые играет, потребляя научный лексикон в разговорах с ними и чрезмерную логичность, строгость, выработанные в статусе руководителя компании, но малыши продолжали слушаться его и тянулись к нему.

И те его слова о детях: «Я хотел бы сына…», сказанные с такой серьезностью, мужеством и решимостью, не произошли ли от того, что мы на какое-то время были для них родителями.

Несомненно, мы набрались небольшого опыта в руководстве по управлению взрослеющими маленькими человечками.

По его выражению лица заметно, как он смущается от темы о детях, поскольку не ночь на дворе, не одни мы с ним в эти минуты, когда человек позволяет себе раскрепоститься, и он переключает такие мысли на результате нашего танца:

— И я ни разу не наступил тебе на ногу! — Мы улыбаемся друг другу и смеемся, припомнив наши хореографические учения. — Люблю тебя, моя Роза!

— И я тебя люблю, мой Джек!

Фелиция, державшая нас с Джексоном под надзором, вскрикивает детскую дразнилку:

— Ага-а-а, попались! Тили-тили-тесто, жених и невеста!

Наши лица заливаются волной горячей крови.

— Фелиция, кто у нас подслушивает взрослые разговоры!

— Я вас вижу насквозь. Вы влюблены, вы влюблены!

— Т-ш-ш-ш! — Он утихомиривает гомон детских голосов, глагольствующих о нашем романе.

Ведущий изъявляет свои впечатления, и с оглушительным всплеском мы уходим со сцены, перед этим выразив огромный поклон за просмотр нашего состоявшегося шоу.