— Я очень устала, — отвечаю я. — Я хочу отдохнуть.

Но вместо того, чтобы возвратиться в мотель, я беру напрокат машину и еду в «Хартвик хаус», где уже десять лет живет Томас.

— Я к Томасу Меткафу, — сообщаю дежурной.

— А вы кто?

— Его жена.

Она смотрит на меня с удивлением.

— Что-то не так? — спрашиваю я.

— Нет, — приходит она в себя. — Его просто редко кто посещает. Идите по коридору, третья дверь налево.

На двери палаты Томаса наклейка — улыбающееся лицо. Я толкаю дверь и вижу сидящего у окна человека, руки его сложены на лежащей на коленях книге. Сначала я думаю, что это какая-то ошибка. Это не Томас. У Томаса не было седых волос и впалой груди, он никогда не горбился. Но человек оборачивается, и его лицо преображает улыбка — из-под новой внешности проступают знакомые черты.

— Элис! — восклицает он. — Где тебя носило?

Вопрос в лоб и такой нелепый, учитывая все, что произошло, что я засмеялась.

— То тут, то там.

— Я столько должен тебе рассказать. Не знаю, с чего и начать.

Но тут дверь открывается и входит пожилой санитар.

— Слышал, Томас, у тебя гости. Может быть, хотите пойти в комнату отдыха?

— Здравствуйте, — говорю я и представляюсь: — Элис.

— Я же говорил, что она вернется, — самодовольно заявляет Томас.

Санитар качает головой.

— Будь я проклят! Я много о вас слышал, мадам.

— Думаю, нам хотелось бы пообщаться наедине, — говорит Томас.

Внутри у меня холодеет. Я надеялась, что за десять лет стерлись острые края беседы, которую нам предстоит вести. Какая наивность!

— Без проблем, — отвечает санитар, подмигивает мне и пятится из комнаты.

Сейчас Томас спросит меня, что же произошло в ту ночь в заповеднике. И как нам жить дальше после той ужасной ситуации, при которой мы расстались.

— Томас, — начинаю я, теряя осторожность. — Мне очень жаль…

— Еще бы, — отвечает он, — ты же соавтор. Я знаю, как для тебя важна работа, и нисколько не хочу приуменьшить твой вклад, но ты лучше, чем кто-либо другой, понимаешь, что нужно опубликоваться первыми, чтобы другие не украли твои гипотезы.

Я недоуменно смотрю на него.

— Что?

Он протягивает мне книгу, которую сжимает в руках.

— Ради бога, осторожнее. Здесь повсюду шпионы.

Автор книги доктор Сьюз. «Зеленые яйца и ветчина».

— Это твоя статья? — спрашиваю я.

— Она зашифрована, — шепчет Томас.

Я шла сюда, надеясь встретиться с тем, кто тоже пережил тот кошмар, с кем можно было бы поговорить о самой страшной ночи в моей жизни, чтобы разделить груз воспоминаний. А вместо этого нашла Томаса, который настолько зациклен на прошлом, что не может принять будущее.

А может, так для него лучше.

— Знаешь, что сегодня сделала Дженна? — спрашивает Томас.

Из моих глаз текут слезы.

— Расскажи.

— Она вытащила из холодильника все овощи, которые не любит, и сказала, что пойдет кормить слонов. Когда я ответил, что овощи покупались для нее, она ответила, что проводит эксперимент и слоны — ее контрольная группа. — Он улыбается мне. — Если Дженна в три года такая смышленая, только представь, какой она станет в двадцать три!

Казалось, мы вернулись назад — еще до того, как все полетело в тартарары, как заповедник обнищал, а Томас заболел, — вернулись в то время, когда были счастливы вместе. Когда мой муж, не зная, что сказать, держал на руках нашу новорожденную дочь. Он любил меня и любил ее.

— Она будет восхитительной, — отвечает сам себе Томас.

— Да, — соглашаюсь я хриплым голосом. — Это точно.

В мотеле я снимаю туфли, куртку и плотно задергиваю занавески. Сажусь на вращающийся стул у письменного стола и смотрю в зеркало. В нем я вижу лицо человека, который так и не обрел покоя. На самом деле я испытываю совсем не те чувства, которые должна была испытывать, узнав, что нашли тело моей дочери. Это означает, что нужно прекратить одной ногой стоять в реальном мире, а второй — в мире «а что, если…». Но я все равно чувствую, что глубоко вросла. Увязла.

Надо мной смеется пустой экран телевизора. Не хочу его включать. Не хочу, чтобы репортеры рассказывали мне о новых ужасах, происходящих на земле, о бесчисленных трагедиях.

Я вздрагиваю, услышав стук в дверь. В этом городе у меня знакомых нет. Могла прийти только полиция.

Пришли в конце концов за мной, потому что знают, что я натворила.

Я делаю глубокий вдох, набираюсь решимости. Все правильно. Этого я и ожидала. И что бы ни случилось, теперь я знаю, где Дженна. О детенышах в Южной Африке позаботятся те, кто знает, как их растить. Я готова открыть дверь.

На пороге стоит женщина с розовыми волосами.

Сахарная вата — вот на что похожа ее прическа. Я когда-то угощала сахарной ватой Дженну, которая была такой сладкоежкой. На африканском наречии это звучит как «spook asem». Дыхание призрака.

— Здравствуйте, — говорит она.

Как же ее зовут? Что-то похожее на сирень…

— Я Серенити. Мы сегодня утром встречались.

Та самая женщина, которая обнаружила останки Дженны. Я таращусь на нее, не понимая, что ей может быть нужно. Вознаграждение?

— Я сказала, что нашла вашу дочь, — дрожащим голосом произносит она. — Но я обманула.

— Детектив Миллз сказал, что вы принесли зуб…

— Верно. Но все дело в том, что Дженна первой нашла меня. Неделю назад. — Она замолкает в нерешительности. — Я экстрасенс.

Возможно, из-за стресса, который я испытала, когда увидела, как хоронят дочкины косточки, или от осознания того, как повезло Томасу — он навсегда останется в том месте, где ничего из этих ужасов не происходило; а может, из-за долгого перелета и смены биоритмов организма, во мне, словно гейзер, вскипает ярость. Я хватаю Серенити за плечи и встряхиваю.

— Как вы смеете? — кричу я. — Как вы смеете несерьезно относиться к тому, что моя дочь мертва?

Застигнутая врасплох Серенити отпрянула. На пол между нами падает ее гигантская сумка.

Она опускается на колени, собирает рассыпавшиеся вещи.

— Я никогда бы не посмела относиться к этому легкомысленно, — уверяет она. — Я пришла сказать, как сильно Дженна вас любила. Она не знала, что умерла, Элис. Она думала, что вы ее бросили.

То, чем занимается эта шарлатанка, ужасно, опасно. Я ученый. То, что она говорит, невозможно, но ее слова сеют смуту у меня в сердце.