– Но я уже разводился, и делать это повторно, даже с такой вопиюще развратной женой…- Сенатор торжествующе ухмыльнулся, заметив болезненную гримасу на ее исхудавшем лице.- Да-да, дорогая, у меня имеется список всех переспавших с тобою мужчин. До чего же ты неразборчива в связях: наемники, гладиаторы, какие-то темные личности… Сенат будет шокирован, услышав о них.

Голос Оливии был еле слышен.

– Юст, оговаривай меня как угодно. Придумай любую напраслину, но дай мне уйти. Я знаю, что моя

мать не хочет со мной знаться, однако позволь мне поехать к ней. Она стара, за ней надо кому-то приглядывать…

– Моя бедная, глупенькая Оливия,- слащаво произнес Юст,- мой печальный долг сообщить тебе, что ты не сможешь увидеться с матерью, ибо она, увы, умерла.

Лицо Оливии побелело.

– Умерла? Когда? Это… это неправда!

– Она умерла… и довольно давно. Боюсь, прошел год… или два. Я, к сожалению, точно не помню.- Юст провел пальцем по спинке кресла, словно стирая с нее пыль.

– Год? Или два? – Оливия встала. Ужас и ярость дрожали в ее глазах.- Я сносила твои издевательства лишь потому, что боялась за мать. Я мирилась с дурным обращением и позволила заточить себя в этих стенах не по собственной воле. Я хотела оградить ее от твоих козней, Юст.- Она подошла к мужу вплотную, не испытывая ни малейшего страха. Худшей боли он ей уже не мог причинить.- Ты обманул меня, ты обвел меня вокруг пальца, подлый мерзавец! -Оливия бросилась на супруга, пустив в ход ногти и зубы. Гнев придал ей силы, и она с радостью услыхала звук рвущейся ткани. Юст повалился на пол и взвыл.

Чьи-то руки схватили ее за локти и потащили к дальней стене.

– Держи ее,- сказал Юст рабу, поднимаясь.- Видел, что она сделала? Норовила вцепиться в горло. Ей мало того, что она пыталась меня отравить.

– Отравить тебя? – переспросила Оливия.- Что это за бред?

– Это не бред, моя милая,- выдохнул Юст, приближаясь.- У меня есть заключение лекаря, нашедшего в моих экскрементах отраву. Я маялся животом после каждой встречи с тобой. Лекарь все подтвердит, подтвердят и другие.- Он ухватил ее за подбородок.- Посмотрим, что скажет суд.

– Я буду все отрицать! И отвечу на каждую ложь обличающей тебя правдой! Я представлю свидетельства того, как ты мучил меня! – Оливия плюнула в ненавистное ухмыляющееся лицо.

Сильный удар раскрытой ладонью вышиб ее из рук раба, и она едва не упала Охранник, опомнившись, вновь ухватился за локти своей госпожи.

– Наглая девка! – прошипел Юст, вытирая щеку.- Это не пройдет тебе даром. Я приведу в суд с десяток мужчин, которые подробно расскажут о том, что они с тобой вытворяли. Я ославлю тебя, Оливия! И так, что в твою сторону не захочет взглянуть ни один порядочный римлянин! Я тебя раздавлю!

Оливия смотрела на мужа и думала, что еще никогда не видела его таким разъяренным. Эге, он, похоже, боится, его мучит страх!

– Жаль, что я не убила тебя,- произнесла она звенящим от напряжения голосом.- Упущено столько возможностей. Можно было дать тебе яду. Зарезать. Вышибить колотушкой мозги.

Юст цинично улыбнулся рабу.

– Ты слышал эти слова, ведь так?

– Слышал,- ответил раб.

– Ты, правда, не можешь давать показания против хозяйки, но почему бы тебе не составить донос? – Он слегка нахмурился, разглядывая Оливию.- Эта женщина очень опасна.

– Мне пойти к Моностадесу? – спросил раб.

– К Моностадесу? Нет. Я пришлю кого-нибудь сам. Моностадес… уехал.- Юст прикоснулся к застежке, тускло мерцавшей на оголенном женском плече.- Будь у меня время, чертова кукла, я бы с тобой разобрался. Я поимел бы тебя прямо здесь, на полу, как последнюю суку, каковой ты и являешься.- Он принялся разрывать тонкую ткань ее одеяния.- Лучшего ты не заслуживаешь. Мне следует подарить тебя одному из армейских подразделений. Ты могла бы обслужить и когорту, не правда ли? Что для тебя шесть сотен солдат? – Разрыв опустился до талии.- Эй, раб, такая гладкая кожа уж конечно полакомила бы бравых служак? Она быстро бы огрубела, но на недельку ее бы хватило. Как ты думаешь, а? – Одеяние почти распахнулось.- При гладиаторских школах имеются специальные заведения, в которой содержатся женщины для бойцов. Тяжелая у них жизнь. Я, пожалуй, пошлю тебя в Капую.

Оливия извивалась в сжимающих ее локти руках.

– У тебя нет на то прав. Если ты пошлешь меня в Капую, я заявлю в сенат. Тебя высекут за такое самоуправство! – Она понимала, что Юст просто пытается ее устрашить. Этот слизняк никогда не пойдет на подобные меры.

Края ткани наконец разошлись, обнажая женское тело. Руки раба дрогнули.

– По сути,- продолжал Юст, критически щурясь,- до всего этого дело, увы, не дойдет. Тебя преспокойно осудят за покушение на убийство. Кинут акулам или, может быть, замуруют.- Он заметил, что Оливия передернулась.- Да, замуруют. Возможно, в склепе, во избежание лишних расходов. В наше время женщин почти не казнят, но для тебя сделают исключение.- Юст повернулся к рабу.- Отныне ты не должен сводить с нее глаз.- Он сдвинул брови.- Час близится, дорогая. Когда все сладится, тебе дадут знать.

– Юст,- голос Оливии был удивительно ровен,- объясни, зачем тебе этот спектакль. Разве нам нельзя попросту разойтись? Люди разводятся постоянно.

– Этого было бы недостаточно,- кратко ответил он.

– Но почему? Императору ведь все равно, живы или нет твои прежние жены.- Ей и впрямь очень хотелось понять, в чем, собственно, дело.

Юст вернулся к окну, лицо его потемнело.

– Дважды,- он вскинул руку, сводя пальцы в кулак,- уже дважды мой род приближался к порфире. И оба раза дело срывалось из-за чьей-то глупости или злобы. Наш род очень древний и обладает всеми правами на трон. Мой кузен промахнулся, хватаясь за власть. Мой отец, еще раньше, также потерпел неудачу. Но я, Оливия… я неудачи не допущу! Я не позволю, чтобы мне помешала какая-то малость.

– Малость? – вырвалось вдруг у нее.- Моя жизнь для тебя – малость?

Юст не ответил. Пнув ногой осколки разбитой чашки, он повернулся к рабу.

– Позаботься о том, чтобы она постоянно была на виду. Иначе…- Его взгляд метнулся к Оливии.- Это очень самонадеянная и решительная особа. Если она сбежит, каждому в этом доме достанется по тридцать ударов плеткой с вплетенным в ее кожу свинцом

Краска сошла с лица раба. Такая кара была равнозначна смертному приговору.

– Доведи это до сведения остальных,- спокойно распорядился сенатор и опять посмотрел на жену.- Если бы ты родила мне детей, все было бы по-другому.

Она улыбнулась ему с лихорадочным блеском в глазах.

– Нет, Юст, не обманывайся и не надейся. Это ты не смог подарить мне детей. И не заведешь их и с четвертой женой, так же как с двумя предыдущими.- Оливия выпрямилась, понимая, что удар попал в цель. Лицо Юста побагровело.