— Партизанские отряды создавать уже поздно, да и бессмысленно, — парировал барон фон Штубер. — Но по собственному опыту знаю, что у русских партизан было чему поучиться. После войны их опыт следует тщательно проанализировать, чтобы затем изучать в военных академиях.

— Так почему же вы не переняли его настолько, чтобы возглавить подобный отряд в Альпах? — язвительно поинтересовалась майор вермахта. — Или весь свой «партизанский опыт» вы накапливали исключительно ради профессорской мантии?

— Если бы мне дали хотя бы полсотни русских, я бы, не задумываясь, такой отряд создал, — с той же язвительностью ухмыльнулся Штубер. — «Первый германский отряд имении Берии» — такое название вас, графиня, устроило бы? Но только если бы его удалось сформировать из русских, ибо превращать в партизан наших германцев — занятие совершенно бессмысленное. Поэтому извините, графиня. Мне понятны ваши патриотические чувства, но уже темнеет и нам пора покидать замок

* * *

Прежде чем отправиться на аэродром «Люфтальпен-1», Скорпени позвонил его начальнику Зонбаху и поинтересовался, на месте ли двойник рейхсфюрера СС. Тот ответил, что держит его, по существу, под арестом, за что и был удостоен похвалы. А еще он уведомил о сообщении агентства «Рейтер», перехваченном его радистами. В нем утверждается, что радиостанции союзников только что осуществили перехват радиограммы Бормана, которую тот адресовал гросс-адмиралу Денницу. В ней говорилось: «На место рейхсмаршала Геринга фюрер назначил вас, господин гросс-адмирал, своим преемником. Письменные полномочия уже посланы. Борман».

— Повторите еще раз весь текст, — потребовал Скорцени. — Радиограмма заканчивается словами: «Письменные полномочия уже посланы»?[107]

— Именно так, — подтвердил Зонбах.

— То есть там ни слова не говорится о смерти фюрера?

— Разве кто-то решится говорить об этом? — испуганно переспросил обер-лейтенант. — Впрочем, рейхсляйтер Борман, наверное, решился бы…

— Что вы гадаете, как пьяная цыганка: «может — не может»?! Впредь отвечать только на мои вопросы: четко и однозначно, — жестко предупредил его на будущее Скорцени, хотя и понимал, что дальнейшие уточнения бессмысленны. Однако, упрекнув начальника секретного аэродрома в гадании, Скорцени сам готов был впасть в еще более упорные сомнения: так все-таки, жив пока еще фюрер, или его уже нет?!

Что же касается Гиммлера, то обер-диверсант рейха вполне допускал, что, узнав о его попытках войти в деловой контакт с американцами, фюрер мог вспылить и наделать глупостей — вплоть до разжалования и изгнания шефа СД и гестапо из партии. В то же время он верил агентурным данным Ангела Боша и понимал, что никакое изгнание и разжалование Гиммлера от виселицы его уже не спасет. Поэтому решил, что операцию «Двойник» следует доводить до конца.

Обняв на прощание Штубера, он подошел к стоявшему чуть в сторонке, почти у самого фюзеляжа самолета, двойника рейхсфюрера СС. О том, что Гиммлер уволен со своего поста и разжалован в чине Скорцени ему, естественно, не сказал.

— Вы по-прежнему готовы к выполнению своей миссии, Штайн?

— Так точно, господин оберштурмбаннфюрер.

— В таком случае, летите и выполните ее, как подобает германскому воину и офицеру войск СС.

Провожал он взглядом уходивший в вечернюю высь самолет двойника уже тогда, когда стоял у трапа «юнкерса», который должен был перебросить его в Радштадт, где находилась штаб-квартира командующего войсками «Альпийской крепости» Эрнста Кальтенбруннера.

Появившись на следующее утро в штабе «австрийского фюрера», — как теперь называли между собой Кальтенбруннера подвластные ему офицеры, — Скорцени прежде всего обратил внимание на лежащую в приемной, на столе адъютанта, газету, в которой жирным красным карандашом, как это обычно любил делать Эрнст, были обведены слова статс-секретаря министерства пропаганды Наумана: «Фюрер 24 февраля сказал, что в этом году мы добьемся исторического поворота. Для нас это реальность. Откуда она исходит, мы не знаем. Это знает фюрер».

Обнаружив, что газета уже устарела и что Науман произнес эти слова в своей речи еще 31 марта, Скорцени попытался скомкать ее в кулаке, однако, уловив на себе упреждающий взгляд адъютанта, со словами: «Скопище идиотов!», отшвырнул на конец стола.

— Только что газету очень внимательно просмотрел сам обер-группенфюрер, — вполголоса, причем с явным упреком, произнес адъютант. — И даже подчеркнул наиболее важное для себя.

— Скоро все мы ностальгически бросимся на поиски газет добрых старых времен, — напророчил ему обер-диверсант, направляясь к двери кабинета.

— Наконец-то вы нашлись, Скорцени, — невнятно как-то пробубнил Кальтенбруннер, не отрываясь при этом от просмотра стопки бумаг, которые лежали перед ним на столе. Рядом, за приставным столиком, сидел оберштурмбаннфюрер СД Вильгельм Ванек — худощавый, бурно лысеющий, с запавшей грудью и согбенной спиной. — Что вы готовы мне сообщить?

— Мне удалось проинспектировать почти все основные места закладки тайников с ценностями СД.

— Считаете, что они так и останутся тайниками?

— По крайней мере те, что заложены спецгруппами СД. Кроме того, я провел переговоры с известным вам Ангелом Бошем, находящимся сейчас в Швейцарии…

— В Швейцарии, говорите? Уже одно это достойно зависти, — пробубнил своим беззубым ртом Кальтенбруннер, указывая Отто на стул напротив Ванека. — Так о чем он поведал?

Скорцени бегло рассказал ему о переговорах с Градичем и Бошем, и сообщил, что уже отдал распоряжение Крюгеру о консервации всей типографской техники, а также о создании тайника с остатками бумаги, шрифтов и фальшивых денег.

— Швейцарский канал для нас сейчас очень важен, Скорцени. Есть только две страны, на которые мы все еще реально можем рассчитывать: Швейцария и крошечный Лихтенштейн. При том, что, дорожа своим нейтралитетом, обе эти страны могут поддаться на шантаж союзников и пойти на выдачу наших людей их органам правосудия.

— Мы постараемся максимально учесть это. Должен сообщить также, что я отправил во Фленсбург, где сейчас базируется правительство гросс-адмирала, двойника Гиммлера, некоего Штайна. На всякий случай. При том, что мне известно, как фюрер отнесся к последним инициативам главнокомандующего войсками СС.

— Гиммлер, конечно, допустил ошибку, что сразу же не отправился сюда, в Австрию, в Альпы. Но что сделано, то сделано. Ради спасения вождя СС, мы должны предпринять все, что в наших силах, — тяжело опустил на стол два огромных кулака Кальтенбруннер. — Впрочем, пока что займемся некоторыми организационными делами. Исходя из приказа рейхсфюрера СС, с сегодняшнего дня вся власть в «Альпийской крепости» переходит к главному управлению имперской безопасности рейха. Поэтому, данной мне властью и в связи с отсутствием бригаде-фюрера СС Шелленберга, я назначаю вас, оберштурмбаннфю-рер Ванек, начальником VI управления РСХА. Вас же, Скорцени, я назначаю начальником военного управления РСХА, то есть вы становитесь руководителем всего военного аппарата разведывательно-диверсионной службы СС, а также службы безопасности[108].