Велиндре моргнула, сощурилась, зрение стало отчетливей, и она обнаружила, что лежит в крохотном помещении без окон. Яркий свет, проливавшийся через узкую дверь, падал на деревянные стены и пол. Велиндре постаралась нахмуриться, глядя на стоящую на коленях Ризалу.

— Что ты со мной сделала? — Обвинение прозвучало шепотом. Во рту было сухо и несвеже.

— Извини, — небрежно бросила Ризала. — Мы не могли позволить себе медлить. И еще меньше хотелось встретить твой отказ отплыть с нами. Особенно когда узнали, что ты располагаешь премудростью, как одолеть дракона.

Ризала скользнула рукой под плечи Велиндре, приподнимая лежащую, и поднесла к ее губам деревянную чашку. В недавно бесчувственные руки Велиндре начала возвращаться сила, но недостаточно, чтобы сопротивляться. Недостаточно, чтобы закатить этой сучке пощечину. Она решила не спешить и отпила из чашки. Кисловатый сок изгнал затхлость изо рта, колдунья облизала огрубевшие сухие губы.

— Вы захватили меня в рабство? — она бы на этом вопросе не остановилась, но на нее напал приступ кашля, оставивший жгучую боль в груди.

— Не совсем. — К бессильной ярости волшебницы это, кажется, позабавило девушку. Ризала потянула подушку, чтобы положить под голову Велиндре, и опять села на пятки. — Не беспокойся, снотворное скоро развеется.

Велиндре бросила взгляд на свои стопы, думая, когда же она опять сможет передвигаться. Уж тогда-то она уберется отсюда, как только найдется глоток воздуха, чтобы его задействовать. Она взглянула выше, на голени, и ее поразило, что теперь она одета так же, как ее похитительница. А именно: в свободные шаровары из некрашеного хлопка, доходящие до середины голеней, и в рубаху без рукавов выцветшего красного цвета. Кожа Велиндре смотрелась поразительной бледной по сравнению с густой смуглостью алдабрешки. Мысли колдуньи блуждали. Никогда она не носила ничего красного, даже в детстве. Родители одевали ее в неброские цвета, пока их внимательный взгляд не подскажет природу ее врожденной склонности к той или иной стихии. Она в раздражении решила: ну и пусть. Не иначе как она еще наполовину оглушена. Не важно. Она сбежит от похитителей, где бы ее ни держали, как только окончательно соберется с мыслями и силами. И тут у нее шумно заурчало в желудке.

— Я проголодалась, — произнесла она с тем достоинством, на какое была способна. — Или вы меня еще и голодом решили морить?

Ризала опять улыбнулась с вызывающим у Велиндре ярость озорством.

— Я принесу тебе поесть, — она исчезла за открытой дверью. Велиндре поглядела ей вслед, пытаясь что-то определить по шуму за стеной. Внезапно с полуудивлением и полустрахом она распознала шлепанье воды о корабельную обшивку, скрип канатов и удары весел. Дуда наигрывала что-то уверенное и бойкое в узоре света и теней за дверью, и Велиндре отчасти слышала, отчасти ощущала дыхание моря под деревянным полом своего закутка. Какая-то незначительная беседа плыла над досками потолка. Новую дрожь вызвало осознание того, что у нее нет способа понять, что творится. Она свободно владела любым языком: от того, на котором ведут политические споры просвещенные торемальцы, до того, который необходим в беспорядочно собранных архивах косной Солуры, но здесь знание языков принесло мало пользы. Никогда у нее не возникало повода учить какие-либо языки или говоры Алдабреша. Эти неотесанные дикари не написали ничего, что стоило бы прочесть. И не напишут, пока упорствуют в своем суеверном страхе перед волшебством. А их суеверный страх может принести ей смерть, если она не сбежит.

Велиндре поняла, что ее охватило не только беспокойство. Вместе с неприятными мурашками по всему телу к ней возвращалось тепло, ноги оживали. Уперев их в расшитое цветами одеяло, она села, опираясь о стену. И тут же с ужасом осознала другую перемену, куда хуже, чем та, что ее переодели: ей так коротко остригли волосы, что они едва прикрывали затылок. Она пробежала дрожащей ладонью по голове. На глаза выступили невольные слезы.

В дверях снова появилась Ризала с накрытой миской в руках.

— Поплачь, если хочется, — сочувственно предложила она. — Это сильное снотворное. У некоторых из-за него случается нервное расстройство.

— Я вовсе не расстроена. Я сердита, — дрожащим голосом, но зло отрезала колдунья. — Вы остригли мне волосы.

— Это сделала я, — призналась алдабрешка, неожиданно в ее голосе прозвучало больше раскаяния, чем до сих пор. — Я их сохранила. Прости, но так было нужно.

— Почему? — потребовала объяснений Велиндре, неловко вытирая слезы со щек.

— Поешь, только медленно, — опустившись на колени, Ризала вставила миску в руки Велиндре. Удостоверившись, что колдунья достаточно надежно держит посуду, девушка подняла крышку. — Я объясню, что могу.

От миски шло тепло в ладони и обтянутые хлопком бедра Велиндре. От еды поднимался ароматный дух, от которого опять заурчало в животе. В чистой похлебке покачивались набухшие золотистые зерна и ломтики рыбы. Велиндре не спеша взяла длинную серебряную ложку и приступила к еде. Чем скорее она восстановит силы, тем скорее сбежит.

— Прости, что пришлось тебя захватить. — Ризала, удовлетворенная уступчивостью волшебницы, села на сложенное одеяло у двери. — Но сотни жизней зависят от премудрости, которую ты пообещала, и еще очень многое. Мы должны избавиться от этого дракона.

Кушанье в миске оказалось восхитительным. Велиндре все же заставила себя приостановиться.

— Какое все это имеет отношение к стрижке? — холодно спросила она.

Ризала мгновение рассматривала ее непроницаемыми голубыми глазами.

— Знаешь, что случается с теми, кто прибегает к волшебству на Архипелаге?

— Да, — ответила Велиндре, злобно погружая ложку в нежную рыбу и душистое зерно.

— Тогда ты понимаешь, что необходимо выдать тебя за кого-то другого, — ехидство окрасило слова девчушки. — Нам долго плыть, а немало владений в свое время пострадало от варваров. И не один вождь предпочтет убить любого путешественника со светлой кожей и волосами, неспособного дать убедительные объяснения, кто он такой. Если бы ты в открытую поплыла как северянка, это привлекло бы к тебе любопытные взгляды, не говоря уже о подозрениях, а не колдунья ли ты.

— И у вас еще хватает наглости называть нас варварами! — пробормотала Велиндре, возвращаясь к еде. — Так кого я должна представлять на вашем маскараде? Рабыню?

— Да, пока что. Для того чтобы воспользоваться покровительством и защитой Чейзенов, тебе лучше выдавать себя за рабыню. Прости нас, но только так можно кому-либо, настолько явному варвару… — Ризала поправилась: —…Кому-либо родом из непрерывных земель добраться до южных пределов Архипелага.

— Вам требуется моя помощь, но вы одели меня в отрепья и остригли, как осужденного за преступления? — Велиндре с яростью проглотила несколько последних ложек похлебки.

— Это еще не все, — слова Ризалы прозвучали достаточно неловко, чтобы Велиндре подняла глаза. — Рабыня ты или свободная, а все станут на тебя оборачиваться, — откровенно заявила девчушка. — Лучший способ унять любопытство — дать понять, будто ты евнух…