Но когда он открывал глаза, нога исчезала.

Так много утрачено.

Его нога, отец, друзья, враги. Утрачены. Их забрала вечная машина войны, ставшая сутью жизни Разбросанного архипелага, тела устилали все пространство между Ста островами и Суровыми. Джорон смотрел на то место, где следовало быть его ноге, и ощущал пустоту внутри. Пустота. Засушливая, как лишенный воды остров. Что-то в нем дрогнуло, скорбь вырвалась, подобно кейшану из Скалы Маклина, сквозь опустошение, сотрясая тело, и он обхватил себя руками. Джорон безмолвно выл по всему тому, что потерял он и все остальные.

И ради чего?

Ради чего?

«…ты просто повторишь все, что сделал, и вернешься под мои ножи…»

Постепенно им овладел сон, глубокий сон предельно уставшего человека, в котором ему было отказано из-за большого количества принятых лекарств, а снаружи его каюты дети палубы изо всех сил старались не шуметь, насколько такое возможно на костяном корабле, со множеством обязанностей и никогда не кончавшихся дел – все они знали, что их хранитель палубы нуждается в отдыхе. И даже если они слышали, как он тихо плакал, какое это имело значение? Никакого, ведь даже отважные люди плачут. И не становятся менее отважными, и разве каждый из них не плакал в тяжелые моменты своей жизни? Поэтому они улыбались своим мыслям и продолжали работать – больше они никогда об этом не вспомнят.

Когда Джорон проснулся, он сразу уловил знакомый жаркий запах корабельного ветрогона. Джорон открыл глаза, запекшиеся после долгого сна и засохших слез, и осмотрел тускло освещенную каюту. Он проспал весь день и часть ночи. Джорон слышал поздний колокол. Он знал, что над головой сейчас кружатся Кости Скирит. Ветрогонов оказалось два – говорящий-с-ветром «Дитя приливов» и Безорра – застывшие, как статуи, в разных углах каюты. Так далеко друг от друга, как только было возможно, не покидая маленького помещения. Безорра едва одетый, с торчащей массой белых перьев и розовой кожей, один карий глаз блестит с лица без маски. Разноцветные одеяния ветрогона украшали безделушки, маску окружали перья, которые почти полностью скрывали лицо. Он выглядел как неистовый жрец своей расы, полубог народа.

Он повернул голову, и его клюв приоткрылся.

– Джо-рон Твайнер. – Он уже стоял – одним плавным движением – и прыгнул к гамаку. – Джорон Твайнер проснулся?

– Да.

– Не мертвый?

– Нет. Не мертвый, – сказал Джорон.

– Хорошо. Хорошо. – Голова ветрогона переместилась вдоль тела Джорона и остановилась над пустым пространством под культей. – Ноги нет.

– Да.

– Болит? – спросил ветрогон.

– Да. – И с этим признанием на Джорона обрушилась боль.

Он заскрипел зубами. Закрыл глаза. А когда снова их открыл, увидел совсем рядом лицо ветрогона.

– Лишенного больше нет, – сказал ветрогон.

– Да, – повторил Джорон, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы.

– Почему?

– Он отдал жизнь, чтобы спасти тебя, – ответил Джорон.

Ветрогон застыл.

– Почему? – Сквозь маску Джорон видел решительный взгляд сиявших глаз.

– Он считал тебя очень важным, – объяснил Джорон.

Голова ветрогона медленно отодвинулась назад, подальше от Джорона. Затем он повернул клюв, посмотрел на тело Джорона, потом его взгляд вновь остановился на лице.

– Ноги нет, – повторил ветрогон.

– Да.

– Болит.

– Да.

– Лишенного нет, – сказал ветрогон.

– Да.

– Болит, – сказал ветрогон, открыл рот и издал такой тихий звук, что Джорон был уверен, что его услышал только он: пронзительный зов скиира, парящего на ветру над утесом и оставшегося в одиночестве. Крик детей палубы, исчезающих в волнах. Крик ребенка, когда опускается клинок и забирает его душу для зоресвета. – Не знать почему, – произнес ветрогон едва слышным шепотом. – Не знать. Болит.

– Я сожалею, ветрогон, но он умер счастливым, зная, что поступил правильно, – заверил его Джорон.

– Нет, – возразил ветрогон. – Нет правильно. Нет правильно. Нет хотеть. Нет хотеть больно. Нет хотеть это.

– Что ты имеешь в виду, когда говоришь «это»? – спросил Джорон.

– Ветровидящий, – в разговор неожиданно вмешался Безорра. Лишенная ветра птица поднялась на ноги. – Ветровидящий, – повторил Безорра, и его единственный глаз уставился на Джорона. – Зовущий.

– Нет, – сказал ветрогон.

– Зовущий, – повторил Безорра, и его голос обрел силу. – Есть Зовущий. Есть ветровидящий. Есть правда.

– Нет, – снова сказал ветрогон.

И сделал шаг назад от Безорры, который медленно приближался.

– Открой лицо, – сказал Безорра.

Ветрогон потряс головой вполне человеческим жестом.

– Открой лицо, – повторил Безорра.

– Нет, – сказал ветрогон, и впервые Джорон уловил страх в его голосе.

Не тот страх, что слышен в голосе человека, – без дрожи или трепета. Но вполне узнаваемый. Безорра наклонился, его крылокоготь метнулся вперед и сорвал маску с лица ветрогона. Оказалось, что под маской глаза ветрогона плотно закрыты; красивые перья вокруг них ловили даже слабые частицы света и отражались мириадами оттенков. Ветрогон отступил, плотно зажмурив глаза.

– Открой, – сказал Безорра.

– Нет.

– Открой!

– Нет!

– Открой. Глаза, – повторил Безорра и, как если бы ветрогон не мог не выполнить приказ лишенного ветра, он повиновался.

Сначала появился лишь малый огонек между веками. А потом глаза открылись полностью. Возникли сияющие сферы, черный, вращавшийся зрачок в форме спирали.

Это произвело на Безорру драматический эффект. Поза лишенного ветра сразу утратила агрессию и властность – и теперь он демонстрировал полное подчинение. Безорра рухнул на пол, прижался к нему и раскинул в стороны крылья с редкими перьями.

– Ветровидящий! – сказал он. И если в словах ветрогона Джорон слышал страх, то в голосе Безорры прозвучало благоговение. – Ветровидящий пришел.

Благоговение – или расчет? Какая-то хитрость? Или он приписал голосу лишенного ветра вещи, которые только вообразил из-за того, что он ему не нравился?

– Нет, нет, нет, – прокаркал ветрогон, схватил маску и вернул ее на прежнее место, закрыв глаза. – Нет хотеть. Нет хотеть.

– Есть! – сказал Безорра. – Есть!

– Нет, – тихо ответил ветрогон, и даже в полумраке каюты Джорон увидел, как дрожат его крылокогти.

– Что такое ветровидящий? – спросил Джорон. – И Зовущий?

Безорра вскочил на ноги, одним прыжком подскочил к гамаку, и его изуродованное шрамами лицо оказалось рядом с лицом лежавшего Джорона.