- Тогда все было по-другому, и ты это знаешь. Конрад пришел прямо в наш мир. Он угрожал нам и детям. Мы должны были иметь с ним дело, у нас не было выбора. Но это совсем другое. Мау-мау не представляют для нас здесь никакой угрозы. Наши дети в безопасности. Ради бога, почему ты не можешь быть счастлива с этим?

- Потому что я должна знать, что происходит на самом деле?

- Почему? Зачем тебе это знать? Какая разница тебе, нам, кому бы то ни было, что ты знаешь?

- Я просто должна ... - голос Шафран замер. Она покачала головой, глядя в пол.

Герхард встал с кровати, подошел к ней и положил руки ей на плечи, мягко, не проявляя агрессии. Затем он тихо сказал: - "Посмотри на меня".

Шафран подняла голову. Ее гнев улетучился. Все, что осталось, - это ее несчастье из-за ссоры, которую они только что пережили.

- Мне нужно задать тебе вопрос, и ты должна пообещать честно ответить. Во время войны ты побывала в Нидерландах ... Но были ли и другие миссии, о которых ты никогда не говорила?

Шафран сделала глубокий вдох, выдохнула, затем кивнула и пробормотала, а не сказала - "Да".

- ‘Опасные ... даже смертельно опасные задания?

Она снова кивнула.

- ’Ты была обязаны выполнять эти задания или вызвалась добровольно?

Она пожала плечами. - И то, и другое ... Я имею в виду, иногда мне приказывали отправиться куда-то, что не казалось опасным заданием, но ...

- Ты находила способ сделать его таким?

- Я полагаю.

- ’Потому что после того, как ты оказалась в опасности, жизнь без опасности кажется немного скучной, не так ли?

Глаза Шафран расширились. В ее голосе было больше энергии, когда она сказала: - "Ты хочешь сказать, что тоже это почувствовал? Я всегда думала...

- ‘Что? Что я всегда был вынужденным воином? Что я никогда больше не хотел иметь с этим ничего общего? Ну, в некотором смысле, да. Но я летал на сотни миссий, целых три года на Восточном фронте – и выжил. Я сбил более сотни самолетов и ни разу не потерял ни одного, у меня даже не было ни одного ранения. Ты думаешь, человек может это сделать, если все эти драки, убийства и риск своей жизнью не возбуждают его на каком-то уровне? У меня могла бы быть офисная работа. Я мог бы провести все свое время, путешествуя по рейху, играя героя великой войны. Но когда я возвращался домой в отпуск, то обнаруживал, что слишком много пью, слишком быстро еду...

- Трахаешься со слишком многими женщинами?

Теперь настала очередь Герхарда пожать плечами. - Я ничем этим не горжусь. Но я был зависим, как некоторые из моих друзей были зависимы от наркотиков, которые будили их утром и отправляли спать ночью. Даже сейчас, когда у меня наконец-то появился шанс сразиться с братом ... Ну, ты видела меня - мне это нравилось. Поэтому я хочу сказать, что понимаю твои чувства.

- ‘Спасибо,’ сказала Шафран, обнимая его и крепко прижимая к себе. - Я чувствовала себя такой виноватой, мне было так стыдно за то, какая я... - Затем она улыбнулась и посмотрела ему в глаза. - ’Я и сама была не совсем хорошей девочкой.

Он издал нежный смешок и указательным пальцем соскреб немного крема с ее щеки. Затем он поцеловал ее там и сказал: - "Мы были в разлуке шесть лет, и ты не монахиня. Сейчас все это не имеет значения ... Но, дорогая, мы должны повзрослеть и подумать о наших детях. Мы им нужны.

- Я напишу Макори и скажу, что не могу участвовать в его патрулировании.

Шафран пристально посмотрела на Герхарда, желая увидеть его реакцию, потому что хотела, чтобы он был доволен тем, что она сделала этот выбор для него и для детей, а не для себя.

Он кивнул и хотел что-то сказать, но потом остановился, помолчал и сказал - "Нет ... иди в патруль. Убери наркотик из своего организма. И тогда ты должна пообещать мне ... никогда больше.

- ‘Обещаю,’ сказала Шафран. - Больше никогда.

И она поклялась себе, что не шутила.

- Держись подальше от неприятностей, - сказал Герхард, на полпути между приказом и мольбой.

Прошло три утра после их ссоры, и он лежал в постели, когда первые лучи утреннего света проникли в окна спальни в Креста-Лодж, окрасив ее в оранжевый и золотой цвета.

- Да, - немного раздраженно ответила Шафран, натягивая брюки.

Их спор прошлой ночью закончился достаточно мирно, но память о нем цеплялась за них обоих, и напряжение между ними все еще оставалось неразрешенным. Герхард мог бы сказать, что ей следует отправиться в патруль, но он явно предпочел бы, чтобы эта тема вообще никогда не поднималась.

- И если тебя будут искать неприятности, - добавил он, - пожалуйста, постарайся хоть раз убежать и избежать их.

В его голосе не было ни звука возражения, только искренняя забота о безопасности Шафран.

Она вернулась к кровати и села рядом с ним, смягчая тон, когда сказала: - "Не будет никаких проблем, но если они возникнут, я действительно сделаю все возможное, чтобы держаться подальше от этого. Даже если у меня возникнет искушение.

- Ха! - Герхард печально улыбнулся. - Как будто ты можешь ... - Он потянулся и положил свою руку на ее. - ‘Иди,’ сказал он. - И возвращайся целой и невредимой.

- Обязательно, - ответила Шафран.

Но когда она закрыла за собой дверь, то поняла, что ни один из них не сказал - "Я люблю тебя". На секунду она заколебалась, раздумывая, стоит ли возвращаться к Герхарду. Но потом она подумала: - "Я заглажу свою вину перед ним сегодня вечером", и вместо этого пошла в спальню, которую делили Зандер и Кика.

Дети спали, но Шафран поцеловала их в лбы и прошептала им обоим: - "Мама любит тебя".

Затем она плотно позавтракала, потому что никто не знал, когда она сможет поесть в следующий раз, и наполнила маленькую, потрепанную холщовую сумку, которую она носила с собой всю войну, всем,