Наконец, важно напомнить о том, что импульсы «большому террору» придавали также регулярные поездки членов Политбюро на места с целью проведения чисток в республиканских и областных партийных организациях. Известны такие командировки Л. М. Кагановича в Челябинскую, Ярославскую, Ивановскую области, в Донбасс; А. А. Жданова — в Башкирию, Татарию и Оренбургскую области; А. И. Микояна — в Армению. Функции разъездного комиссара по репрессиям выполнял в 1937–1938 гг. А. А. Андреев[824].

Вывод о сугубой централизации массовых репрессий не означает, конечно, что в операциях 1937–1938 гг., как и во всех других акциях такого рода, не присутствовала известная доля стихийности и местной «инициативы». На официальном языке эта стихийность называлась «перегибами» или «нарушениями социалистической законности». К «перегибам» 1937–1938 гг. можно отнести, например, «слишком большое» количество убитых на допросах, превышение местными органами НКВД лимитов на аресты и расстрелы, установленные Москвой (хотя, как правило, эти превышения утверждались Москвой задним числом), продолжение расстрелов (фактически «заметание следов») после решения о прекращении массовых операций и т. д. Однако подобная «стихийность» и «инициатива» местных властей была неизбежным компонентом централизации, являлась следствием поощрительных приказов центра, назначения на первые роли в НКВД жестоких исполнителей и уничтожения всех тех, кто проявлял недостаточную активность.

Непременной составной частью сталинских репрессивных акций были кампании мобилизации общественной активности, сплочения лояльных слоев населения вокруг правительства перед угрозой внутреннего и внешнего врага. Чистки и массовые операции 1936–1938 гг. не являлись в этом отношении исключением. Более того, так же, как массовый террор, мобилизация «бдительности» в этот период была особенно интенсивной и агрессивной. Важную роль в пропагандистском обеспечении террора и нагнетании истерии поиска «врагов» играли большие показательные московские процессы против лидеров бывших оппозиций, проведенные в августе 1936 г., январе 1937 г. и марте 1938 г. Московские процессы выполняли роль мотора массовой кампании «повышения бдительности», формулировали ее пропагандистские клише и лозунги. Вокруг московских процессов проводились многочисленные и шумные всесоюзные мероприятия — митинги, собрания, отсылка коллективных писем и заявлений в поддержку расправы с «взбесившимися врагами» и т. д.

В рамках, заданных московскими судами, в 1937 г. было организовано небывало большое количество открытых судебных процессов в регионах, санкции на проведение которых, как правило, также давал центр. Некоторые из этих местных судебных спектаклей были единичными, но большинство серийными, проводившимися в рамках всесоюзных кампаний. Так, 3 августа 1937 г. за подписью Сталина на места была отправлена директива об организации «в каждой области по районам 2–3 открытых показательных процессов над врагами народа — вредителями сельского хозяйства, пробравшимися в районные партийные, советские и земельные органы […] широко осветив ход судебных процессов в местной печати»[825]. 10 сентября аналогичная директива за подписью Сталина и Молотова требовала организовать в областях два-три показательных суда «над вредителями по хранению зерна». На этот раз в директиве предлагался к исполнению стандартный для всех процессов результат — «расстрелять и опубликовать об этом в местной печати»[826]. Аппетиты Сталина нарастали.

2 октября новая директива, подписанная Сталиным и Молотовым, требовала проведения в каждой республике и области уже трех-шести открытых процессов «над вредителями по животноводству» «с привлечением крестьянских масс и широким освещением процесса в печати»[827].

Как показали важные исследования, проведенные в последние годы, главной целью региональных процессов была мобилизация населения (главным образом, крестьян) на поддержку репрессивной политики государства, направление социального недовольства, копившегося в деревне, против «врагов» из числа низовых чиновников[828]. Открытые процессы компенсировали невозможность использования в качестве инструментов пропагандистского воздействия совершенно секретные заседания троек. На заседания открытых судов собирались местные активисты и жители. Отчеты с судебных заседаний, препарированные в соответствии с общими установками кампании, публиковались в местной печати. Вокруг этих процессов (в соответствии с московскими аналогами) организовывались массовые мероприятия местного масштаба — митинги, собрания, «отклики» в печати и т. п.

Цепь массовых мероприятий в поддержку террора завершали многочисленные собрания, проводившиеся в низовых партийных, комсомольских, профсоюзных ячейках или по производственному принципу (в трудовых коллективах). Проведение таких собраний, несмотря на их многочисленность, также в значительной мере направлялось центром. Значительная часть собраний была посвящена обязательному обсуждению различных решений, принятых в Москве, например, решений пленумов ЦК. Таким же образом на собраниях рассматривались различные статьи центральной прессы о «врагах», «шпионах» и «повышении бдительности». Курский обком ВКП(б), например, 26 июня 1937 г. принял постановление «О проведении партсобраний, посвященных ознакомлению коммунистов с формами, методами и практикой вредительской, шпионской и диверсионной работы иностранных разведывательных органов и их троцкистско-зиновь-евской агентуры». Постановление предписывало не только провести соответствующие открытые партсобрания во всех партийных организациях, но также специальный политдень для беспартийных на всех предприятиях, в учреждениях, колхозах и совхозах. В качестве материалов для докладчиков и агитаторов руководители области использовался ряд брошюр о врагах и шпионах, массовыми тиражами расходившихся в то время по стране[829].