Не менее отчаянно действовала пенсионерка И. Г. Смирнова. Ее муж, сын бывшего фабриканта, был арестован и осужден как враг народа в декабре 1936 г. Не смирившись с этим, Смирнова, как отмечалось в материалах дела, «ведет агитацию среди беспартийных рабочих о невиновности своего мужа, осуждает органы прокуратуры, пытается добиться его освобождения и обвиняет в клевете на своего мужа органы НКВД». В ответ на это последовало решение бюро Наро-Фоминского райкома об исключении Смирновой из партии. Решение подлежало утверждению в Московском областном комитете партии. У приглашенной на заседание Смирновой оставался шанс покаяться и напомнить о своих заслугах. Но на заседании бюро обкома она вновь заявила, что «мужа арестовали незаконно». Обком утвердил решение райкома[850].

За несколько месяцев до этого бюро Оренбургского обкома согласилось с исключением из партии Е. П. Герасимовой. Она поплатилась за защиту своего мужа на судебном заседании и «дискредитацию советского суда».

У Б. И. Катарской из Коломны (Московская область) в 1937 г. арестовали мужа, трех сыновей, сестру, жену сына. Катарская доказывала, что они невиновны, высказывала «недовольство органами НКВД», носила передачи арестованным родственникам. За это была исключена из партии[851].

«После арестов братьев неоднократно ходила в следственные органы для выяснения причин их ареста, на партсобрании выражала недоверие органам НКВД» работница Истринской птицефабрики в Московской области Э. О. Маркевич[852].

Киевский рабочий, член партии с 1921 г. У И. Старовойтов был исключен из ВКП(б) по таким мотивам: «Установлено, что Старовойтов жил в одной квартире со своим сыном, после ареста сына как врага народа, высказывал сомнения в правдивости ареста, передавал ему передачи […]»[853].

Немало дел такого рода рассмотрело в 1937–1938 гг. бюро Свердловского обкома партии. 3 июля 1938 г., например, оно утвердило решение об исключении из ВКП(б) А. П. Куценко. Эта женщина вступила в партию в 1917 г. Все годы Гражданской войны провела на фронте военкомом санитарной части, в 1930-е годы занимала достаточно ответственный пост инструктора Свердловского обкома. В справке, объясняющей причины ее исключения, говорилось: «В связи с исключением из партии и арестом мужа Куценко неоднократно делала заявления, компрометирующие органы НКВД, выражая в этом озлобленность и ненависть к ним, всячески защищала своего бывшего, ныне арестованного мужа»[854].

Рабочий одного из уральских металлургических предприятий, член партии с 1926 г. Н. А. Игнатов лишился партийного билета с такой формулировкой: «Установлено, что после ареста своего брата Игнатова делал ему передачи и поддерживал письменную связь и продолжает утверждать, что его брат арестован невинно»[855].

«За укрывательство мужа, врага народа […] за связь с ним после ареста и клевету на органы НКВД» исключили из партии пенсионерку П. С. Елохову из Лысьвы[856].

За поездки на свидание к осужденным мужьям, передачу им посылок были исключены из партии заведующая хозяйством артели живописцев из Павлово-Посадского района Московской области М. П. Глазунова, жительница Серпухова П. Г. Овсянникова, член ВКП(б) с 1932 г. из Щелковского района Московской области Е. В. Важенкова, Р. Б. Дурач из Таганрога (Азово-Черноморский край)[857]. А в деле ткачихи истомкинской фабрики Ногинского района Московской области Д. В. Стариченковой было записано: «Переписывается и морально поддерживает арестованного мужа»[858].

Из приведенных выше фактов вовсе не следует делать вывод, что в защиту репрессированных выступали исключительно их родственники. Не менее часто в этой роли оказывались друзья, знакомые, коллеги, т. е. люди, которые могли достаточно просто отойти в сторону и промолчать. Так, И. А. Каплан из Ленинского района Московской области после ареста «врага народа» Павлова приютила у себя его жену и «выражала ей сочувствие». Каплан исключили из партии[859].

Тогда же за поддержание связи с «арестованным троцкистом Яковенко» лишился партийного билета Г. Г. Коломеец, сменный механик гаража кунцевского завода № 46 (Московская область). «В своей переписке с Яковенко, — было зафиксировано в деле об исключении, — Коломеец заверяет разоблаченного врага народа, что он, Коломеец, остается его верным другом до конца жизни. Коломеец высылал троцкисту Яковенко деньги»[860].

Бюро Ростовского обкома ВКП(б) в марте 1938 г. утвердило решение об исключении из партии заведующего учетом Неклиновского райкома В. Г. Алексеенко, «который длительное время находился в дружеских отношениях с Вахольдером (враг народа). После разоблачения Вахольдера Алексеенко продолжал посещать семью Вальходера»[861].

В Дмитриевском районе Курской области был исключен из партии М. И. Клиндухов, главный механик Первомайского совхоза. Он, как говорилось в деле, «имел тесную связь с врагом народа Столяровым […] После ареста Столярова Клиндухов на автомашине совхоза вместе с женой Столярова ездил в Льговскую тюрьму для передачи заключенному вещей и продуктов, писал записку Столярову»[862]. Схожей была судьба члена партии Малышева из Красноуфимского района Свердловской области. Партийный билет у него отобрали «за связь с ныне разоблаченноым врагом народа Берсеневым». После ареста Берсенева Малышев защищал его, говорил, что он не враг, а «при исключении из партии жены Берсенева за связь и защиту троцкиста также взял под защиту ее»[863].

О степени типичности этих примеров в некоторой мере могут свидетельствовать следующие цифры партийной статистики: из 49 тыс. человек, исключенных из партии за первую половину 1938 г., насчитывалось более 26 тыс. «врагов народа», 4758 «пособников врагов народа» и 1041 «потерявших большевистскую бдительность»[864].