Секта была неприятной, а ее основатель Джонатан Кейн оказался мошенником, но Марти все-таки не по душе пришлись именно хулиганы, а не обманутые люди, которые верили Кейну. По крайней мере, преданные культисты верили во что-то, пусть и оказавшееся обманом, жертвовали многим ради своей веры, хотя эти жертвы и оказались сделанными по глупости; они мечтали о чем-то, и неважно, что их мечтания закончились так трагично. Бездумная же ненависть, о которой говорили надписи, свидетельствовала о том, что это работа пустых людей, которые ни во что не верили, были неспособны мечтать и думать о несчастьях других.

Одна из дверей была приотворена на шесть дюймов. Марти схватился за косяк и попытался открыть ее пошире. Петли заржавели, дуб деформировался, но дверь поддалась еще на двенадцать-четырнадцать дюймов вперед.

Пейдж вошла внутрь первой. За ней шли Шарлотта и Эмили.

Марти не услышал выстрела, который ранил его.

Когда он уже хотел последовать за девочками, его пронзил острый кусок льда, войдя в верхнюю левую часть спины и выйдя через мускулы и сухожилия ниже ключицы с той же стороны. Ощущение холода было настолько велико, что мокрый снег, который падал вокруг, показался ему тропическим теплым ливнем. Он задрожал всем телом.

Очнувшись, он понял, что лежит на крыльце около дверей, и попытался вспомнить, как он здесь оказался. Он был почти убежден, что просто решил прилечь, чтобы немного поспать, но боль в костях говорила о том, что он здорово ушибся, падая на такое жесткое ложе.

Он посмотрел вверх на падавший снег и на почти занесенные снегом слова на граните.

Да вознесет Он нас на небеса.

Дерьмо.

Он только тогда сообразил, что ранен, когда из церкви выбежала Пейдж и упала на одно колено возле него, крича:

– Марти! О Господи! Боже мой! Тебя ранили! Этот сукин сын тебя ранил!

И он подумал: – "Ну да! Конечно, именно так, меня ранили, а не закололи куском льда".

Пейдж встала и подняла "моссберг". Он услышал два выстрела. Они были очень громкие, не то, что неслышно подкравшаяся пуля, которая сбила его с ног.

Он повернул голову, чтобы понять, насколько близко находился от них их неутомимый враг. Он боялся, что увидит своего двойника целившимся в него в нескольких ярдах от себя и безбоязненно поставившим грудь под пули.

Оказалось, что Другой был довольно на большом расстоянии от церкви, вне досягаемости двух выстрелов, которые сделала Пейдж. Он казался черным пятном на белом фоне, черты его слишком знакомого лица были размыты из-за снегопада и наступивших сумерек. Его короткие перебежки с места на место делали его похожим на волка, решившего напасть на стадо овец, внимательного и терпеливого, не торопившегося сделать бросок до тех пор, пока не наступит наиболее подходящий момент.

Кусок льда, который Марти чувствовал в себе, вдруг превратился в огненный клинок. С ощущением чего-то очень горячего внутри пришла такая сильная боль, что он вскрикнул. Наконец абстрактное понятие о пулевом ранении обрело признаки реальности.

Пейдж снова взялась за "моссберг".

Когда в голове у него немного прояснилось, Марти сказал:

– Не трать зря патроны. Пусть идет. Помоги мне встать.

С ее помощью он смог встать на ноги.

– Тебя сильно ранило? – с тревогой спросила она.

– Не смертельно. Давай войдем скорее внутрь, прежде чем он решит выстрелить в нас еще раз.

Он вошел за ней в церковь, где темнота была разбавлена проникающим светом их незакрытой двери и пустых глазниц окон;

Девочки плакали, Шарлотта громче Эмили, и Марти попытался успокоить их.

– Все хорошо. Со мной все в порядке, просто небольшая царапина. Все, что мне нужно, – это пластырь, знаете, с картинкой Снупи, и все будет прекрасно.

На самом же деле он почти не чувствовал левую руку. Он едва мог ею шевелить. Когда он напряг ее, он не смог даже сжать пальцы в кулак.

Пейдж расширила проем между дверью и косяком до восемнадцати дюймов и выглянула наружу, где ветер завывал с той же силой, чтобы понять, где Другой.

Пытаясь определить, насколько серьезно он ранен, Марти просунул правую руку внутрь своей лыжной куртки и осторожно обследовал левое плечо. Даже легкое прикосновение вызвало вспышку жгучей боли, которая заставила его заскрежетать зубами. Его шерстяной свитер был пропитан кровью.

– Уведи девочек поглубже в церковь, – требовательно прошептала Пейдж, хотя враг не мог ее услышать при таком ветре. – Идите до самого конца.

– Что ты хочешь сделать?

– Я дождусь его здесь.

Девочки запротестовали:

– Мамочка! Не надо! Мамочка, пойдем с нами, ну пожалуйста. Мамочка, пойдем!

– Со мной все будет в порядке, – ответила Пейдж. – Я не буду рисковать. Правда. Все будет отлично. Разве ты не понимаешь? Марти! Когда подонок почувствует, что ты уходишь дальше, он войдет в церковь. Он уверен, что мы держимся все вместе. – Говоря это, она вложила еще два патрона в магазин "моссберга", заменив два недавно использованных. – Он не ожидает, что я могу ждать его здесь.

Марти вспомнил такой спор раньше, еще в хижине, когда она хотела выйти наружу и спрятаться в камнях. Тогда ее план не сработал, но не потому, что он был плох. Другой проехал мимо нее в "джипе", очевидно не сознавая, что она лежала в засаде. Если бы он не решился на такой непредсказуемый шаг, как таран дома, она смогла бы подкрасться к нему и застрелить сзади.

Но тем не менее Марти не хотел оставлять ее одну около двери. Но на дебаты времени не было, потому что он подозревал, что его рана скоро начнет сказываться на его силах, которые еще у него оставались. Кроме того, у него не было другого, более лучшего плана.

В темноте он едва различал лицо Пейдж.

Он надеялся, что это был не последний раз, когда он смотрел на нее.

Он повел Шарлотту и Эмили вглубь церкви.

Там пахло пылью и сыростью, и глупыми идеалами, проповедовавшимися здесь несколько лет назад служителями культа, которые с готовностью отказывались от своей прежней жизни ради того, чтобы сесть на небесах по правую руку Господа Бога.

С северной стороны неугомонный ветер намел в церковь снега через разбитые окна. Если бы зима имела сердце, неживое и выдолбленное изо льда, оно было бы не более холодным, чем-то место, где они стояли. Даже смерть не была так холодна.

– У меня замерзли ноги, – сказала Эмили. Он ответил:

– Тиш-шше! Я знаю.

– У меня тоже, – шепотом сказала Шарлотта.

– Походите немного. Туда-сюда.

У всех у них не было ботинок, только кроссовки. Снег пропитал ткань, проник в каждую щель и превратился в лед. Марти прикинул, что пока нечего бояться мороза. Нужно время, чтобы температура понизилась. Вполне может случиться, что они и не доживут до его наступления.