– Ну здравствуй, боярин. Садись, твое место вот тут, – он указал на лавку. – Познакомьтесь с боярином поближе, а то что-то он и носа не кажет на боярское собрание, хотя на смотру проявил себя с лучшей стороны.

Все внимательно осмотрели меня. Чувствовал я себя не совсем уютно – как на экзамене в школе.

– Кроме того, от имени бояр города должен выразить нашу признательность за скорое расследование и поимку злодея, лишившего жизни родовитого боярина Тиунова. Мне из городской стражи доложили сразу после убийства.

Бояре зашумели, некоторые одобрительно кивали, несколько человек закричали:

– Не боярское это дело – татей ловить!

Председательствующий на собрании поднял руку. Шум стих.

– Мы собрались сюда, уважаемые, не лясы точить – есть важное дело. Дозоры доносят, что литвины зашевелились. Король польский не иначе против Руси злоумышляет. Отряды малые литовские недавно набегом прошли по окраинам Псковщины. Вот государь и повелел выставить малую дружину от города и двигаться к Пскову – там место сбора. Оттуда и ударим по Литве, покажем, что есть еще сила в городах русских.

Бояре внимательно выслушали речь, зашумели. Гомон стоял, как на птичьем базаре. Сосед толкнул меня локтем в бок:

– У тебя сколько боевых холопов?

– Пять, а что?

– Повезло тебе – у меня два десятка. Это ж убытки какие! Кормить-поить всех надо, пока до Пскова дойдем, да домой еще не все вернутся. А что там с литвинов возьмешь? Смоленск не по зубам – крепость сильная, хорошо, если оттуда в тыл не ударят.

– Да, да, – сочувственно кивал я. Ни в одном походе в качестве боярина я не был и не представлял себе, как все происходит.

Наконец все угомонились. Председательствующий – боярин Плещеев, – как мне сказали, продолжил:

– Сбор через девять ден, еще четыре дня на переход. Нам-то поближе идти до Пскова, чем, скажем, из Ярославля или Рязани.

Бояре засмеялись.

– На том собрание закончено, прошу готовиться.

Бояре не спеша потянулись к выходу, на свежий воздух. Я вышел бок о бок со своим соседом по лавке.

– Ну то, что ты Георгий Михайлов, я уже знаю. А я Никита Тучков. У тебя где земли?

– Деревня Смоляниново.

– О! Так мы почти соседи. Я через реку от тебя, село Талица. Слышал я, что у деревни хозяин сменился, холопы сказывали – избы новые ставишь, людишек привез.

– Так и есть.

– Это хорошо, за хозяйством пригляд нужен, а то при прежнем-то хозяине, стыдно сказать, людишки от голода мерли, по весне лебеду ели. Тьфу – это на земле-то. Ладно, бывай здоров, свидимся еще.

Мы разъехались.

Дома я позвал Федьку-занозу.

– Федор, через десять дней ополчением выступаем на Псков, там общий сбор – и на Литву.

– Гляди-ка, это зимой?

– Государь так решил.

– Не на Смоленск ударим, не сказывали?

– Да нет вроде. Я тебя вот чего вызвал. Ты в походы зимой ходил?

– Бывало два раза, хаживал.

– Чего из продуктов припасать?

– Известно чего – толокна по паре фунтов на брата, крупы, сала, мясо вяленое, соль, перец. А чего ты спросил, барин?

– Я в походах только летом бывал, – соврал я. – Ты людей готовь – оружие проверь, одежду. Полушубки на всех добротные?

– Да вроде.

– Сам все проверь, подковы у лошадей посмотри, чтобы мне краснеть за вас не пришлось. Опозоришь перед государем – высеку.

И морозным декабрьским днем ополченские ратники выехали из города. Колонна вытянулась на полкилометра. И то – триста всадников! Ехали без обоза, налегке, личные вещи и продукты везли в чересседельных сумках.

Во главе колонны ехали именитые бояре, богатые землею, у которых и дружины были по полста человек. Я же со своей пятеркой ехал почти в конце, за мною только совсем уж бедные землею при одном-двух боевых холопах и даже сам-один.

Ранг боярина, его родовитость почитались свято. Чем больше колен насчитывалось в роду, тем ближе в Боярской думе к наместнику или воеводе сидел боярин. Там, где раньше сидел отец, теперь сидел сын, и Боже упаси было кого-то передвинуть. Начинался скандал, возникали обиды. Так и в колонне все занимали места по чину.

Далеко за полдень объявили привал. Коням ослабили подпруги, сами погрызли сухарей. И – снова в путь.

Нам в хвосте колонны было легче, передние конями пробивали дорогу. Хотя снега было не так много – чуть пониже колена, – кони уставали.

Начало смеркаться. По моим прикидкам, прошли мы сегодня немного – верст двадцать пять – тридцать. Дружинники споро стали ломать ветки кустов, соорудили себе небольшие шалаши, побросали в них конские войлочные потники. Получилось быстро, и вышло хоть какое-то укрытие от ветра. Правда, после таких ночевок пахло от всех терпким конским потом.

За неделю движения мы дошли до места, обрастая по дороге все новыми и новыми отрядами местных бояр. Числом никак не менее тысячи, а то и более теперь была колонна.

Показался Псков.

Мы встали недалеко от города, разбили лагерь, бояре – из тех, кто побогаче и породовитее, разбили небольшие шатры. Везде загорелись костры, каждая дружина варила себе кулеш – нечто вроде каши с мясом, туда же для сытости бросали сало. Хлеба не было, а и был бы – замерз бы по дороге, потому грызли сухари, и хруст стоял над лагерем – как будто множество людей шли по снежному насту. Занятно!

Ко мне подошел новый знакомец – боярин Тучков.

– Ну как ты тут устроился?

– Холопы делали себе шалаши из веток – сделали и мне.

– Ты откуда в наших краях появился, что-то я тебя раньше не видел?

– Да вологодский я. Отец – боярин, Игнат Михайлов из деревни Ярцево. Пожар был в усадьбе, мои все в том пожаре погибли. Меня воспитывал дядька в Рязани. Как постарше стал, на отчую землю вернулся.

– Вот оно как! А я думаю – откель новый боярин взялся? Ты раньше-то в набеги с дружиной хаживал?

– Нет, с дружиной не доводилось. Пластуном я был в княжеской сотне.

– Ух ты, – удивился Никита. – Чего же без щита на войну идешь?

– Не привыкши я ко щиту, тяжесть. Пластунам он только помеха.

– А сабли чего две? Из плохой стали, что ли? Если боишься, что сломается, лучше до боя замени.

Вот прицепился.

– Нормальные сабли, одна из Дамаска, другая – испанская.

– Дай поглядеть.

Я протянул ему одну, потом другую саблю. Никита вытащил сабли из ножен, осмотрел, сделал несколько взмахов.

– И сколько же стоят?

Я назвал цену, и Никита присвистнул.