— Нет! — Элард поднял ее голову и крепче сжал тело старой женщины в своих руках. — Нет, мама, нет! Ты ведь не можешь сейчас умереть!

Он рыдал, как маленький ребенок. Пия почувствовала, что у нее на глаза тоже наворачиваются слезы. В порыве симпатии она положила руку на плечо Эларда Кальтензее. Он поднял глаза, не отпуская тело своей матери. Его мокрое от слез лицо было опустошено болью.

— Она умерла с миром, — сказала Пия тихо. — На руках своего сына и в кругу своей семьи.

Марлен Риттер металась взад и вперед по небольшому помещению рядом с комнатой для допросов, как хищник в зоопарке. То и дело она бросала взгляд на своего отца, который выглядел постаревшим на десяток лет. Он неподвижно, с пустым взглядом, сидел в соседнем помещении, отделенном от нее стеклянной перегородкой, и казался марионеткой, у которой обрезали нити. Потрясенная, Марлен осознала то, что все эти годы не хотела признавать. Ее бабушка была не доброй старой женщиной, которой она ее всегда считала, а полной ее противоположностью! Она лгала, как ей заблагорассудится. Марлен остановилась у стеклянной перегородки и пристально посмотрела на мужчину, который был ее отцом. Всю свою жизнь он исполнял прихоти своей матери и делал все, чтобы угодить ей и завоевать ее расположение. Но все было напрасно. Для него, должно быть, самым горьким было осознание того, что его просто цинично использовали. Но Марлен, несмотря на это, не испытывала к нему сочувствия.

— Да присядь же ты хоть на минуту, — сказала Катарина позади нее.

Марлен покачала головой.

— Тогда я сойду с ума, — ответила она. Катарина все ей рассказала: историю с ящиком, гибельную идею Томаса с биографией и то, как с помощью дневников вскрылось то, что Вера была не тем человеком, за которого себя выдавала.

— Если с Томасом что-то случилось, я никогда этого не прощу отцу, — сказала она глухим голосом.

Катарина не ответила, так как в этот момент в комнату для допросов повели Ютту Кальтензее, ее когда-то лучшую подругу. Зигберт поднял голову, когда вошла его сестра.

— Ты все это знала, я прав? — раздался его голос из динамика.

Марлен сжала руки в кулаки.

— Что я должна была знать? — холодно ответила Ютта по ту сторону перегородки.

— Что она распорядилась убить Роберта, чтобы тот не проговорился. А потом его подругу. И ты — точно так же, как и она, — хотела, чтобы исчез Риттер, так как вы обе боялись того, что он напишет про вас в своей книге.

— Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь, Берти. — Ютта села на стул и хладнокровно положила ногу на ногу. Самонадеянная женщина, полная уверенности в своей неприкосновенности.

— Полная копия матери, — тихо пробормотала Катарина.

— Ты знала, что Марлен вышла замуж за Томаса, — упрекнул Зигберт свою сестру. — Ты знала также, что она ждет ребенка!

— Даже если и так? — Ютта Кальтензее пожала плечами. — Я ведь не могла предположить, что вы додумаетесь его похитить!

— Я бы этого не допустил, если бы все знал.

— Ах, оставь, Берти! — Ютта издевательски рассмеялась. — Каждый знает, что ты ненавидишь Томаса, как чуму. Он всегда был для тебя бельмом в глазу.

Марлен, как парализованная, стояла у перегородки.

В дверь постучали, и вошел Боденштайн.

— Они распорядились похитить моего мужа! — закричала Марлен. — Мой отец и моя тетя! Они…

Она оцепенела, когда увидела лицо главного комиссара. Прежде чем тот успел что-то сказать, она уже все поняла. Ее ноги подкосились, и Марлен опустилась на колени. А потом она начала кричать.

Когда Пия поздним вечером поднималась по ступеням здания комиссариата, она чувствовала себя так, как будто ее освободили после длительного удержания в заложниках. Не прошло и двадцати минут после смерти Августы Новак, как прибыли польские коллеги. Они отвезли Хеннинга, Мирьям, Эларда и Пию в отделение полиции в Гижицко. Потребовалось сделать несколько телефонных звонков в Германию фрау Энгель, чтобы прояснить ситуацию, после чего Пию и Эларда Кальтензее наконец отпустили. Хеннинг и Мирьям остались в Гижицко, чтобы сразу на следующее утро при поддержке польских специалистов в подвале развалин замка извлечь останки. В аэропорту их уже ждал Бенке и сначала отвез профессора во Франкфурт, в больницу к Маркусу Новаку.

Было десять часов вечера. Пия прошла по пустынному коридору, потом постучала в дверь кабинета Боденштайна. Он вышел из-за своего письменного стола и, к ее удивлению, крепко обнял ее. Потом взял ее за плечи и так на нее посмотрел, что она смутилась.

— Слава богу! — сказал он охрипшим голосом. — Я чрезвычайно рад, что вы вернулись.

— Вряд ли вы могли по мне так сильно соскучиться. Меня не было менее суток, — попыталась Пия с помощью иронии справиться со своим смущением. — Вы можете опять спокойно отпустить меня куда-нибудь, шеф. Со мной все в порядке.

Ее обрадовало, что Боденштайн принял ее иронию.

— Двадцать четыре часа однозначно тянулись слишком долго, — усмехнулся он. — Я уже опасался, что мне придется самому заниматься всей этой писаниной.

Пия тоже ухмыльнулась и убрала с лица прядь волос.

— Все дела расследованы, не так ли?

— Похоже на то. — Оливер кивнул и жестом предложил ей сесть. — Благодаря этой системе наблюдения за автомобилями коллегам удалось задержать Веру Кальтензее и Аню Моорманн на польско-немецкой границе. Последняя уже дала признательные показания. Она расправилась не только с Моникой Крэмер и Ватковяком, но и с Томасом Риттером.

— И вот так просто во всем призналась? — Пия потерла шишку на виске, которая осталась от дула пистолета Ани Моорманн, и с ужасом вспомнила холод в глазах женщины.

— Она была одной из лучших шпионок в ГДР и многое имела на своей совести, — объяснил Боденштайн. — Своими показаниями Моорманн выдвигает серьезные обвинения в адрес Зигберта Кальтензее. Якобы именно он давал ей заказы на убийства.

— В самом деле? Готова спорить, что это делала Ютта.

— Ютта была для этого слишком хитра. Зигберт тоже уже во всем признался. Нам удалось точно установить личное имущество Аниты Фрингс в Мюленхофе, вплоть до тех вещей, которые подсунули Ватковяку, чтобы сделать его подозреваемым в убийстве. Кроме того, фрау Моорманн рассказала нам, как она убила Ватковяка. Кстати, на кухне своего дома.

— Бог мой, что за бесчувственный монстр! — Пия понимала, насколько реален был смертельный исход ее встречи с Аней Моорманн. — Но кто принес его труп в дом? Это явно был не профессионал. Если бы они там не убрали и не положили бы его сверху на матрац, у меня бы, вероятно, не возникло подозрений.

— Это были люди Эмери, — ответил Боденштайн. — Умом они не обременены.

Пия с трудом подавила зевоту. Она мечтала о горячем душе и о двадцати четырех часах ничем не нарушаемого сна.