их численное превосходство. «Вскоре было объявлено, что они укрепились в пределах 5 миль от нас, и мы сочли целесообразным, посовещавшись на следующее утро, совершить вылазку с 7000 наших людей; подойдя к ним, наши силы дали сражение, в котором Богу было угодно даровать нам победу, немало устрашившую врага».

На случай, если Елизавета и ее министры не осознают важность этой победы, он добавил: «По моему мнению, большая удача выпала нашей королеве и стране, когда мы пришли сюда, и здесь мы останемся, пока Бог не пошлет нам попутный ветер».

Победа англичан над испанской Армадой выглядела настолько убедительно, что даже король Филипп II пришел к выводу, что Провидение благоволит протестантам. Но за этой блестящей победой стояли не столько силы судьбы и личное мужество, сколько гораздо более приземленные факторы, одним из которых было отсутствие обручей и бочковых планок. Мир по достоинству оценил эту победу. Противник Елизаветы папа Пий V в порыве искренности писал о Дрейке: «Он отличный капитан».

Не все с одинаковым восторгом приветствовали разгром Армады. Сэру Уолтеру Рэли хватило дерзости упрекнуть Елизавету в том, что она не смогла навсегда сокрушить испанцев: «Ее Величество делала все наполовину, и мелкие вторжения научили испанцев защищаться». Возможно, он был прав – об этом стоило поразмыслить. Помимо этого, английских моряков косил сыпной тиф. К тому времени, когда флагман «Элизабет Бонавентура» пришел в приморский город Маргит, от болезни скончалась почти вся команда. В числе немногих выживших был и Дрейк.

Что касается испанцев, они не только оплакивали гибель людей и кораблей – поражение Армады нанесло весьма чувствительный удар по испанской гордости. Филипп II в отчаянии сказал одному из своих секретарей: «Мы находимся в таком положении, что нам лучше было бы никогда не рождаться на свет – по крайней мере, таково мое желание, ибо я предпочел бы никогда этого не видеть. Если Бог не пошлет чуда, я надеюсь умереть и отправиться к Нему до того, как это произойдет». В историю Испании эти события вошли как обусловленное Божьей волей поражение, призванное уравновесить одержанные ранее боговдохновенные победы.

Это было далеко не последнее столкновение между Испанией и Англией. Но хотя какие-то победы Армада еще одерживала, она больше не доминировала в мировой политике и торговле.

4 апреля 1589 г. Дрейк и сэр Джон Норрейс, друг королевы, объединили силы, чтобы возглавить еще одно нападение на Испанию. Норрейс был крайне неоднозначной личностью. 26 июля 1575 г. он перебил на острове Ратлин две сотни шотландцев. В другой раз он отправился во главе крупного отряда воевать против испанцев на стороне голландских повстанцев-протестантов. Позднее его произвел в рыцари граф Лестер, имевший привычку разбрасываться рыцарскими званиями направо и налево (в отличие от Елизаветы, которая крайне скупо распределяла подобные почести).

Дрейк и Норрейс разработали амбициозный план, задуманный как продолжение недавней победы англичан. Они собирались сжечь испанский флот, отправиться в Лиссабон и спровоцировать народное восстание против короля. Затем английский флот должен был разместиться на португальском аванпосте на Азорских островах и захватить испанский флот, возвращавшийся с сокровищами в Кадис. Посредством этих маневров Елизавета надеялась навязать союз Португалии, хотя там уже признали суверенитет Филиппа. Новым кандидатом на португальский трон при поддержке Англии должен был стать неудачливый дон Антонио, приор аббатства Крато, который пытался основать на Азорских островах правительство в изгнании, пока его не опередили более расторопные португальские дворяне.

Вскоре стало ясно, что повторить успех молниеносного набега на Кадис двухлетней давности не удастся. В тот раз Дрейк в полной мере использовал фактор неожиданности – Испания была не готова противостоять его дерзкому нападению. Кроме того, ему благоволил «Протестантский ветер», загонявший испанские корабли на скалы. Теперь, когда английский флот запоздало проявил себя и обозначил свои цели, фактор неожиданности утратил силу. Погода уже не благоприятствовала англичанам: «Протестантский ветер» больше не помогал маневрам английских кораблей. Флот Дрейка в этот раз состоял, вероятно, из шести галеонов, 60 вооруженных торговых судов, 20 пинасов и примерно 5500 человек (в разных отчетах приводятся разные данные). Дрейк разделил его на пять эскадр. Он сам шел на флагмане «Ревендж», капитан Норрейс вел «Нонпарель», брат Норрейса Эдвард – «Форсайт», Томас Феннер – «Дредноут», а Роджер Уильямс – «Свифтшур». «Отмщение», «Непревзойденный», «Предвидение», «Бесстрашный», «Стремительный» – смелые имена и смелые корабли, но Испания тогда подготовилась к встрече: англичан ждал отремонтированный и отлично оснащенный испанский флот.

Ситуация осложнялась тем, что своевольный фаворит Елизаветы граф Эссекс именно в это время решил пренебречь ее желаниями, вскочил на коня и ускакал из Лондона в Плимут, где спрятался на борту «Свифтшура», вознамерившись прославить себя морскими подвигами. К тому времени, когда Елизавета узнала об этом, «Свифтшур» уже вышел в море, и порывистый молодой граф оказался вне досягаемости. Елизавета отправила ему вдогонку исключительно едкое послание. «Ваш внезапный и своевольный отъезд, ваше стремление покинуть наше общество и уклониться от своей службы, как вы можете легко понять, представляется нам в высшей степени оскорбительным, – писала она. – Вероятно, слишком щедро расточаемые нами милости, которых вы ничем не заслужили, заставили вас думать, будто вы можете забыть о своем долге – никаких иных выводов мы не можем сделать из ваших странных поступков». Королева приказала графу Эссекскому немедленно вернуться. «Не вздумайте ослушаться, – предупредила она. – Иначе вы навлечете на себя наше негодование и будете отвечать за свое своенравие по всей строгости».

Как будто этой угрозы было недостаточно, она отдельно написала Дрейку и Норрейсу, что капитан «Свифтшура» будет повешен на рее как соучастник заговора против королевы. А если Дрейк и Норрейс, которые также ненадолго попали под подозрение, не выполнят ее требования, их «будет ждать та же участь». Она предупредила: это не какая-то детская шалость, и пусть они не пробуют хитрить, уклоняться или пускать в ход «всякие адвокатские уловки». Когда они усомнились в ее серьезности, она заявила: «Мы ожидаем послушания… В противном случае мы сочтем вас недостойными той власти, которую вы имеете». Такая угроза заставляла серьезно задуматься. Уолсингем, просматривая это яростное письмо, заметил, что оно «написано в весьма мягких и в целом сдержанных выражениях, учитывая, как сильно была задета Ее Величество».

Дрейк попал в совершенно новую переделку. Он был пиратом и любимцем королевы. Он состоял у королевы на службе, и она, восхваляя и защищая его, одновременно угрожала ему. В конце концов, она была дочерью своего отца, и угрозы составляли часть ее стратегического арсенала. Дрейк и Норрейс сообща обдумали дело. Во-первых, они находились далеко от дома, а во-вторых, слова Елизаветы не имели такого веса, как