— Он знал, что Мариус великолепен как яхтсмен и что он достаточно опытен для того, чтобы никогда не отправиться на паруснике без спасательного жилета. Так что поводов для надежды, что он еще жив, было достаточно.

— Однако я думаю, что эта история с яхтой послужила толчком к нервозности Максимилиана, и поэтому позже он совершил ошибку — совершенно необдуманно выстрелил в Мариуса, — сказала Ребекка. — И, кстати, еще одну ошибку — то, что он оставил с тобой в машине свой мобильник. Он сидел здесь целую неделю как прикованный и не мог завершить свой план. И это после всех усилий! Он пошел на мучительную для него связь с моей бывшей сотрудницей, только чтобы получить подходящую информацию обо мне. Должно быть, ему было нелегко выйти на след Мариуса, который после вашей свадьбы носил другую фамилию. А потом он должен был добиться его доверия, чтобы заманить его на встречу со мной, и устроить эту историю с автостопом. Он написал десятки писем с угрозами, убил эту пожилую супружескую пару в Германии. Он проделал бесконечно большую подготовительную работу, старательно и терпеливо, а потом завис в этом курортном местечке на юге Франции и ничего не мог сделать, чтобы осуществить свой план, который и был его целью с самого начала: не мог убить меня. Он не имел понятия, объявится ли когда-нибудь Мариус. Я могу себе представить, как он ходил взад и вперед по своей комнате в пансионате, как загнанный тигр. Он абсолютно точно становился с каждым днем все более уязвимым и нервным.

— Узнал ли он в конце концов, что Мариус опять появился? — спросила Инга. — Или в ту ночь поехал к тебе, полагаясь на волю случая?

Ребекка пожала плечами:

— Понятия не имею. Об этом Максимилиан ничего не сказал. Может быть, он просто не смог ждать дальше и хотел так или иначе завершить это дело… Но помнишь, вечером у Мариуса зазвонил мобильник? Мариус тогда сказал, что никто не ответил. Был ли это контрольный звонок Максимилиана, которому нужен был хоть какой-то признак жизни Мариуса? Он отправился сюда, но тут ему повстречалась ты. А может быть, он уже до этого наблюдал за Мариусом… Тот ведь тоже довольно долго бродил незамеченным вокруг нас. Может быть, Максимилиан видел его. Любопытно, тебе не кажется? На протяжении нескольких дней за нами следили двое мужчин, а мы вообще ничего не заметили…

— Мы были слишком сконцентрированы друг на друге, — сказала Инга.

— Да, — тихо ответила Ребекка, — именно так.

Все эти дни после задуманного ею самоубийства… Расскажет ли она когда-нибудь об этом Инге? Может быть, позже. Намного позже. Какая ирония, что именно Максимилиан помешал ей осуществить это намерение! Случайность или же совершенно сумасшедший шахматный ход судьбы? Если б не Максимилиан, если б не этот мужчина, который больше года планировал ее убийство и закрутил все таким коварным образом, то она бы уже давно была мертва…

Ребекка поднялась.

— Я пойду спать. Я страшно устала. У меня такое ощущение, что я могла бы проспать несколько лет и все равно не восстановить силы.

— Я еще немного побуду здесь, на улице, — ответила Инга.

После всех тех ужасных событий она неохотно находилась в доме Ребекки. Ее мучили кошмары, когда она спала, и неуютное чувство, когда она просто пребывала в четырех стенах. Женщина тосковала по дому, но ей нужно было дождаться, пока Мариус сможет покинуть больницу. Она с удовольствием переехала бы в отель, но ей не хотелось оставлять Ребекку одну.

— Ты останешься здесь жить? — спросила Инга. — После всего, что произошло?

Ее собеседница ответила не сразу.

— Я не знаю. — Она повернулась, чтобы уйти, но остановилась. — А ты останешься с Мариусом? После всего, что произошло?

— Я не знаю, — ответила Инга.

— Ну, так что? Ты не передумаешь? — спросил Вольф уже в третий раз за это утро. — Ты действительно не хочешь отправиться с нами?

Они стояли в аэропорту в зоне отлета. Багаж уже сдали, и Вольф держал в руках посадочные талоны. Дети гонялись друг за другом вокруг газетного киоска. Они спокойно отреагировали на ту новость, что мать не поедет с ними в Турцию. Их единственной заботой было, чтобы отец тоже не отказался от отпуска — тогда прощай каникулы с купанием на Средиземном море! Но как только дети оказались в безнадежно переполненном аэропорту, где царил хаос и все просто кишело немецкими туристами в радостном предвкушении отпуска, они отбросили свои тревоги и пришли в наилучшее настроение.

"Надеюсь, мне удастся не допустить, чтобы они когда-нибудь стали такими же бесчувственными, как их отец", — подумала Карен.

Она держала свою карточку на парковку машины так же крепко, как и Вольф — посадочные талоны. Его билет на самолет надежно обеспечивал ей возможность забрать машину и как можно скорее покинуть жуткую толкотню в аэропорту. В этот момент это было ее символом освобождения от мужа.

— Но у меня ведь даже чемодана с собой нет, Вольф, — сказала она несколько раздраженно. Зачем он спрашивал ее все снова и снова? — Да и Кенцо ждет дома. Мы никому не поручали присмотреть за домом и садом…

— Я знаю, — ответил Вольф.

— Зачем же тогда спрашиваешь?

— Потому что… — Мужчина замялся. — Не знаю, — наконец произнес он, — может быть, потому, что я просто считаю неправильным то, что ты делаешь. Что ты неожиданно отстраняешься от нас. Переезжаешь в отдельную комнату, отправляешь нас одних на каникулы… Это не совсем по-семейному — то, как ты себя ведешь.

"Всегда остается вопрос, — подумала Карен, — что дают разговоры. Раньше я была уверена, что они являются ключом. Для доброго партнерства, для хороших отношений. Что они помогают избежать недоразумений, выяснить чувства, внести ясность в, казалось бы, запутанные ситуации. Может быть, так оно и есть. Но иногда наступает момент, когда от них нет больше пользы. И тогда нужно бросить заниматься этим".

Еще несколько недель назад она ответила бы мужу: "А разве то, как ты себя ведешь, — это по-семейному?" И тогда Вольф начал бы обмен ударами, в котором разыграл бы возмущение, а она разрыдалась бы и в конце почувствовала себя жалкой и маленькой, а он себя — большим и сильным. Так, как это всегда и бывало.

Но сейчас Карен не отреагировала на его утверждение.

— Пора, — сказала она, — вам пора на посадку. А я хочу домой.

Вольф еще раз попытался что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Может быть, в силу его гордости, а возможно, ему стало ясно, что это не то место и не тот момент, чтобы что-то выяснять.

— Ну, тогда, — беспомощно произнес он, — через две недели мы вернемся.

— Я встречу вас, — пообещала Карен, уклонилась от его нерешительной попытки обнять ее и отправилась к газетному киоску, чтобы попрощаться с детьми.

Дома Кенцо опять вел себя так, словно его хозяйка отсутствовала как минимум год.

"Почему мужчины не могут быть такими? — подумала она, поглаживая его. — Или на самом деле могут, только мне попался не тот экземпляр?"