Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было время поединков, пиров и паломничеств, в которое знать и придворные дамы переехали в блестящие и пышные французские города и замки, переоделись в меха и шелка, драгоценности и златотканую одежду. На рождественской ярмарке в Гильфорде король появился в костюме из ослепительной белой ткани, а на его щите был написан девиз:
На маскараде, который последовал за ярмаркой, было 84 человека в туниках из тонкого полотна различных пестрых цветов, 42 маски с головами слонов, драконов и сатиров, лебедиными головами и крыльями, туники, раскрашенные павлиньими глазами, звездами из чеканного золота и серебра. На закате 1348 года вся аристократическая Англия веселилась во дворце с Эдуардом, «своим» королем, «знаменитым и удачливым воином». По словам Сент-Олбанского хрониста, казалось, что новое солнце встало над землей, «из-за избытка мира, богатства и славы побед».
«Святая Церковь я, – сказала она.
Ты должен меня знать.
Я первая восприняла тебя от купели
И вере научила» [312] .
Английское королевство всегда управлялось главным образом и по большей части клириками, обеспеченными церковными бенефициями и почестями; с их помощью интересы не только королевства, но также и Церкви обсуждались со здоровой осмотрительностью и заботой о гарантиях от убытков для обоих.
Когда король приплыл во Францию накануне Креси, самый популярный проповедник в Англии – великий теолог Ричард Фицральф, декан Личфилда и избранный архиепископ Армаха – просил народ молиться, но не о том, чтобы он победил своих врагов, так как это было бы противно законам Христа и являлось бы грехом, но о том, чтобы он «был направляем благоразумным и здравым советом, дабы добиться справедливого и счастливого исхода и мира», с тем чтобы его подданные могли вести «спокойную и безмятежную жизнь... благочестиво и целомудренно»[313]. Ведь превыше верности королю или лорду для средневекового христианина была христианская вера и учение Церкви, которая была хранилищем Божественной мудрости.
В темные века после распада Римской империи племена Западной Европы в принятии общей религии и Церкви обрели разрешение взаимных конфликтов, истощавших, опустошавших и разрушавших их. Сформировавшийся союз веры был известен под названием Христианский мир. Он был несовершенным, так как ни одно общее вероучение не могло бы положить конец дикой и иррациональной вражде, жадности и недоверию, что разъединяют людей. Хотя он позволил им найти определенный выход из хаоса страха, неуверенности и жестокости, окружавших их. Какие бы войны ни вели христиане друг против друга, двери церквей были открыты для всех верующих. Путешественник в чужие страны не мог бы достичь какого-нибудь города в любой отдаленной части христианского мира, не повстречав на пути знакомый вид церковных башен и шпилей, высившихся над стенами и домами. Под сводами Церкви люди славили, используя одни и те же слова и ритуалы, самое главное событие, в которое верил каждый христианин, – страсти Господни, посредством которых в ежедневном таинстве мессы Церковь, называвшая себя преемницей Святого Петра, была посредником в спасении человека от неизбежной смерти и ада – то, что великий английский теолог называл «постоянной утратой образа Бога».
Несмотря на барьеры между классами, интересами и языками в годы примитивного сообщения, церковная доктрина и ордонансы были приняты повсеместно на западе – от Средиземноморья до кельтских и скандинавских островов в туманах Атлантики. У религии был свой международный язык – латинский, в который ученые-церковники вдохнули новую жизнь, восприняв его от павшей Римской империи, монополия в области образования, канонический закон, с помощью которого учились не только клирики, но и миряне. С утра до ночи, на протяжении всех семнадцати провинций и семисот епархий, ее колокола отмечали начало и конец дня и часы молитв – звук, который был столь привычен уху христианина, что когда в 1384 году итальянец Леонардо Фрескобальди сошел на египетскую землю, первое, что он отметил, было его отсутствие. «Мы не услышим его, – писал он, – во всем языческом мире»[314]. Нигде эта музыка не была столь продолжительной, как в Англии, «звонящем острове», чьи отливщики колоколов, как говорили, превосходили своим мастерством всех остальных, и где, за исключением пустынных болот севера и запада, обычно можно было услышать колокольный звон соседних приходов, раздающийся над пустынными районами и лесными массивами.
Внутри церкви проводником и правителей, и их подданных в духовной сфере была обширная иерархия клириков – кардиналы, архиепископы и епископы, аббаты и приоры, деканы и архидьяконы, монахи, беспрестанно возносившие молитвы и погруженные в благочестивые размышления; приходские священники и каноники, исповедники и капелланы, ученые мужи, разъяснявшие тайны универсума, единственным толкователем которых являлась церковь, бродячие нищенствующие монахи и отшельники. В Англии, с населением в три миллиона человек, существовало около восьми-девяти тысяч приходов, в каждом из которых по меньшей мере находилось по одному священнику или диакону, а кроме того, множество не имевших бенефиций капелланов; семнадцать-восемнадцать тысяч представителей черного духовенства – монахов, монахинь, каноников, монахов нищенствующего ордена, рыцарей госпитальеров и, до их падения, тамплиеров – живших по общим обетам и правилам[315]; и большое, но точно неизвестное число не имевших приходов священников и капелланов часовен. В Йорке, в котором обитало максимум десять тысяч жителей, была сорок одна приходская церковь и более пятисот церковнослужителей; в Норидже с населением около шести тысяч – двадцать церквей и сорок три часовни. Даже в переполненной столице на каждые пятьсот жителей было по церкви, в то время как среднее количество прихожан у приходского священника редко превышало триста человек.
Кроме священников и диаконов, принадлежащих к святым орденам, которым запрещалось жениться и которые одни со своими сопровождающими прислужниками совершали богослужение у алтаря или в восточной части церкви, скрытой от общины крестной перегородкой, существовало целое воинство клерков, принадлежащих к незначительным орденам. Церковь их награждала тонзурой – небольшим круглым участком, выбритым в центре головы исполняющим обязанности епископом, в напоминание о терновой короне Христа, – которая указывала, что хозяин ее находится под защитой церкви, гарантируя ему «привилегии духовенства». Среди них были прислужники, заботившиеся об освещении церкви и помогавшие священникам у алтаря, приходские клерки, чтецы, читавшие или певшие отрывки из Священного писания, экзорцисты, изгонявшие злых духов, привратники, приглядывавшие за церковью и колоколами. В круг этих лиц входили также и студенты университетов, число которых достигало по меньшей мере двух тысяч. Вероятно, каждый из пятидесяти человек был клерком. Налоговые списки 1381 года насчитывает более 29 тыс. младших церковнослужителей в Англии, за исключением монахов[316].