Каждое великое событие в жизни бедняка, все, что возвышало его над животным и наделяло красотой или смыслом, сосредотачивалось вокруг приходской церкви. Здесь каждое воскресенье и по важным праздникам, составлявшим тридцать или сорок дней в году, которые являлись его выходными и поводом для пирушек и постов, он слушал, с благоговением и обнаженной головой, «благословенное бормотание Мессы» и принимал участие в обрядовых драмах и процессиях, которые часто рассказывали непросвещенным людям евангельские истории – на Сретенье зажженные свечи обносились вокруг церкви, в среду на первой неделе великого поста происходила раздача и благословение золы, в Пост вешали постный покров перед алтарем, на Вербное Воскресенье раздавали вербные ветви, в Страстную Пятницу в темной церкви происходила сцена пресмыкания перед Крестом, на Пасху – триумфальный крестный ход в полном церковном облачении и с хоругвями, под колокольный звон и пение священных гимнов о Воскрешении Христа выносилось Тело Христово и Крест, от Гроба Господня, где они лежали со Страстной Пятницы к главному алтарю. На Троицын День со стропил церкви посреди облаков фимиама выпускался голубь, на праздник Тела Христова – появившегося в XIV веке в честь Истинного Присутствия[328] – вся община находилась в коленопреклоненном состоянии в церкви и на деревенских улицах, пока мимо них шла процессия с Причастием – Телом Христовым. Накануне Вознесения пастор благословлял поля, на Праздник Урожая[329] он представлял хлеб, символизировавший первые сборы, к алтарю, в Новогодний день он обводил своих прихожан вокруг яблоневых садов, чтобы благословить плоды приближающегося лета.

Некоторые из этих ритуалов и суеверий, неразрывно связанных с ними, были переняты Церковью из языческих дохристианских культов. Другие же, подобно изгнанию ведьм, духов и фей, а также жжение костров на Иванов день, так никогда и не стали частью церковной доктрины и ритуала, но молчаливо принимались приходским духовенством, которое росло с такими же верованиями и должно было примирить неискоренимую преданность им прихожан с христианской верой и учением, которые они были обязаны преподать им. Так, курение фимиама заняло место языческого сожжения жертвоприношений, святая вода – призрачных ключей л потоков, христианские заклинания – чары волшебников.

Несмотря на то количество руководств и инструкций, выпущенных епископами-реформаторами, демаркационная линия между религией и суевериями так и не была четко обозначена в средневековой религии. Церковные колокола звонили, чтобы предупредить о надвигающейся буре, потому «что дьявол, услыхав божественный трубный глас, который и есть колокола, может убежать в страхе и отказаться от насылания бури». Когда паразиты наводняли церковь или гусеницы – деревенские сады, священник мог провозгласить против них анафему, в то же время старухи, подозреваемые в ведьмовстве, часто обвинялись в краже священных даров с целью уничтожить паразитов в своих садах или наложить проклятие на соседей. Существовало всеобщее убеждение, что во время кульминационного момента мессы поднимается Тело Христово, а тот, кто посмотрит на него с чистым и раскаявшимся сердцем, избавится до конца жизни от всех несчастий и жизненных неудач.

За исключением Великого Поста и специальных случаев, предписанных конституциями архиепископа Печема, обычный деревенский пастор редко произносил проповеди. Четыре раза в год от него ожидали толкования символа веры, евангельских правил и десяти заповедей на английском языке и разглагольствования, подобно чосеровскому «бедному городскому пастору», по поводу семи смертных грехов и их последствий, семи добродетелей и семи святых таинств. В остальное время он полагался, как и любой другой приходской священник от Калабрии до Скандинавии, на драматические обряды католической церкви, ритуалы у алтаря, звучные латинские молитвы и заклинания, статуи, иконы и изображения Иисуса, распятого или вознесенного в величии, святых и мучеников, и ангелов, страшного суда и адских мук, запечатленных в великолепных цветах и ужасающих подробностях на алтарных сводах, библейских историй и Апокалипсиса, которые покрывали стены, окна и крыша любой, даже самой простой церкви.

В том, чтобы заставить язычника отречься от своих примитивных и кровавых верований, связанных с жестокостью и человеческими жертвоприношениями, главным достижением Церкви стало адаптирование и гуманизация концепции бессмертия. Повсюду человек сталкивался, как в Церкви, так и в придорожной часовне, с простыми и знакомыми напоминаниями о царстве небесном, которое он должен был заслужить с помощью добродетелей любви, веры, сострадания, смирения, правдивости, целомудрия, учтивости – добродетелей, которые доставались так тяжело, и в которых нуждались страстные, буйные, грубые люди. Были призваны помочь им обрести дорогу в Рай и заставить их избежать искушения изображения мужчин и женщин, которые, как говорила Церковь, боролись и преодолели недостатки человеческой натуры и теперь являлись, подобно своему Творцу, чьему примеру они следовали, благословенными духами, вознесенными на Небо и готовые вмешаться в борьбу за души простых смертных, которые взывали к их помощи. Святые были настолько человечными, как учили христиан, что они могли помочь людям в их самых простых нуждах. Так Св. Кристофер, который как-то нес Христа на себе, был патроном и защитником носильщиков; Св. Варфоломей, с которого живьем содрали кожу, – дубильщиков; Св. Аполлония, чья челюсть была полностью раздроблена в результате пыток, – покровителем тех, у кого болели зубы; Св. Иоанн, который был брошен в котел с горящим маслом, – покровителем свечных дел мастеров; Св. Эгидий присматривал за калеками; Св. Криспин – за сапожниками; Св. Екатерина – за маленькими девочками; Св. Евстахий и Св. Хьюберт – за охотниками; Св. Сесилия – за создателями музыки; Св. Блез – за теми, у кого болит горло. А поскольку Мария Магдалина натерла ноги Христа ароматными маслами, она считалась покровительницей парфюмеров. Если у кого-то болели быки, то обращались к Св. Корнелию, если свиньи, то к Св. Антонию, если куры, то к Св. Голлу. Существовал даже специальный святой, Св. Озит, для женщин, которые потеряли ключи.

Так, еще существовали святые для мест и стран – Св. Георг – для Англии, Св. Дионисий – для Франции, Св. Андрей – для Шотландии, Св. Патрик – для Ирландии; Св. Хьюго Линкольнский, Св. Суизин Уинчестерский, Св. Чад Личфилдский. Функцией святых было вместе с Христом ходатайствовать о прощении смертных, защищать тех от демонов, которые летали в поисках искушения их духа, помогать им в правом деле и являться, когда смертные взывали к их помощи. Их защиту нужно было заслужить раскаянием и молитвой, стоя коленопреклоненными перед их изображениями и алтарями или взывая к ним в тяжком труде или родовых муках, но те, кто искал их помощи со смирением, всегда получали ее. Английских детей обучали следующей молитве:

Самым любимым ходатаем за человека была Богородица. Колокол Гавриила звонил по вечерам, чтобы созвать всех христиан прочесть Ave Maria, а пилигримы стекались, чтобы увидеть макет ее дома в Августинском аббатстве в Уолсингеме, веря, что небесная галактика, Млечный Путь, была специально создана, чтобы направить их сюда. Культ Девы Марии, умоляющей о прощении человеческих слабостей, которые могла простить только женщина, был тогда первым, достигшим пика популярности. Самые значимые события ее жизни – Благовещение (объявление о том, что она зачала от Святого Духа), Очищение, Посещение и Успение – прочно заняли свое место среди других праздников христианского года; на Очищение в феврале, известном как Сретенье Господне, все выходили на улицы со свечами, благословленными у алтаря в ее честь. О ней думали, как о воплощении всех женских добродетелей: нежной, чистой и любящей и настолько сострадательной, что даже самый отверженный мог надеяться на прощение с ее помощью. «Женщина, облеченная в солнце, с луной под ногами и венчанная короной из двенадцати звезд, – как назвал ее проповедник, – этот великий знак и символ проник даже в глубины Ада, ибо все черти там напуганы только одним именем славной Девы»[330].