— Да, они могут себе это позволить, — ответила Мора.

Она вела бухгалтерию и прекрасно знала, в каком состоянии находится бизнес Салливанов, бурно развивающийся благодаря упорной работе Стиви. Он объезжал фермы и объяснял тугодумам выгодность обновления транспорта и сельскохозяйственной техники. Потом забирал их старье и продавал его другим. При этом он ни в чем не нарушал закон и не обманывал клиентов. Причиной успеха было умение опережать спрос и делать выгодное предложение, Стиви не ждал, пока яблоко само упадет к нему в руки.

— Как вы думаете, не нанять ли кого-нибудь для ухода за вашей матерью? — спросила его Мора.

— Не знаю. Вряд ли она согласится. Сами знаете, мать все время повторяет: «У нищих слуг не бывает».

— Какие же вы нищие? Благодаря вам все изменилось.

— Да, мы с вами это знаем, а вот мать — нет.

— Так пусть узнает. У Пегги есть подруга, которая может взяться за это дело.

— Договоритесь с ней, Мора. Если вы уже не договорились.

Мора улыбнулась. Они нравились друг другу.

— Так ничего и не выяснилось? — Мора знала, что утром Стиви разговаривал с сержантом О’Коннором.

— Нет. Эти типы не оставили следов, словно смылись на летающей тарелке. Шин говорит, что, может, это и к лучшему. Если бы мать узнала, кто на нее напал, это могло бы нанести ей душевную травму… На мой взгляд, очень удобная позиция.

— Во всяком случае, очень гуманная, — ответила Мора. — Может быть, Шин О’Коннор слишком добр, но он не глуп.

— О да. Он о многом догадывается. Понятия не имею, кто дал ему наводку.

Стиви смотрел на Мору так, словно подозревал ее в наушничестве. Кто еще мог наябедничать сержанту, что он с Орлой?

— Стиви, ему это было уже известно. Я бы ничего ему не сказала, но он уже знал, где вас искать.

— И как напутать меня до полусмерти, — уныло добавил Стиви.

— Да уж… — Мора поджала губы.

— Как ни странно, мать Орлы привела тот же довод. «Берегись горцев». Орла так испугалась своих деверей с вилами и косами, что теперь боится встретиться со мной взглядом. Так что с этим приключением покончено.

Стиви оттопырил нижнюю губу и стал похож на мальчишку, которому сказали, что сегодня он играть в футбол не будет.

— Свято место пусто не бывает, — с ноткой осуждения в голосе ответила Мора.

— Надеюсь. — Вряд ли следовало говорить Море Макмагон, что это место уже заняла дочь ее сестры, маленькая Анна Келли.

— Фрэнсис, вы не можете оставаться здесь вечно, — сказала сестра Мадлен.

Он сидел у камина, стараясь согреться. Домик на дереве, накрытый мокрым брезентом, больше не защищал от сырой лох-гласской зимы.

— Куда я пойду, сестра? — Его лицо было худым и бледным, тело сотрясал кашель.

Она попросила Эммета Макмагона взять у отца микстуру от кашля. К ее досаде, Мартин Макмагон прислал записку. Мол, зима предстоит суровая, а потому он предпочел бы, чтобы сестра сходила к доктору Келли, который прослушает ее легкие и даст рекомендации. У отшельницы были таблетки, но Фрэнсис кашлял так, что его было впору класть в больницу.

— Ложитесь в кровать, Фрэнсис, — приказала она.

— А как же вы?

— Я буду спать у камина.

— Не могу. Я слишком грязный. А ваша постель чистая, как снег. — Но ему отчаянно хотелось провести ночь в тепле, и сестра Мадлен это понимала.

— Я согрею вам воду.

— Нет. Вы и так делаете это слишком часто. С меня хватит.

— Тогда я застелю кровать и дам вам кусок ткани, в который можно завернуться.

— И что-нибудь под голову, сестра.

Она нашла старое покрывало, согрела его у камина и накрыла безукоризненные наволочки кухонными полотенцами. Он уснул через несколько минут, тяжело дыша. Из его груди вырывались хрипы, которые бывают при воспалении легких. Она сидела у открытой двери и долго смотрела на него. Фрэнсис Ксавьер Берн, чей-то сын. Человек не вполне нормальный, но заслуживавший свободы не меньше, чем дикие животные. Его не следовало сажать в клетку и держать на цепи. Но теперь он больше никому не причинит вреда — его научили здесь снова доверять людям. Когда он поправится, она даст ему денег на автобус, и он уедет отсюда.

Говорили, что Кэтлин Салливан выздоровела. После выписки из больницы за ней стала ухаживать сиделка. Конечно, милосердный Господь не станет мстить бедному Фрэнсису, который дрожит, кашляет и мечется в ее постели.

Спору нет, нужно что-то делать с сумкой, в которой Фрэнсис хранил свои так называемые пожитки. Обычно он с ней не расставался, но сегодня вечером сумка лежала на ее простом деревянном комоде. Это был знак доверия. А она ясно дала ему понять, что деньги, украденные из гаража Салливана, придется вернуть, и она вполне может это сделать сама.

— Что вы ели в индийском ресторане? — спросила Мора у Эммета.

— Извини, Мора, не помню.

— Рыбу, мясо… или что-то еще?

— Не знаю. Кажется, мясо.

— О боже, и эта девушка копила деньги на то, чтобы сводить тебя в ресторан! — с насмешливым отчаянием воскликнула Мора.

— Зато у Кафоллы мы ели чипсы «Слава Никербокера», — начал защищаться Эммет, решив, что его обвинили в неблагодарности.

— Спасибо и на этом. Теперь мы знаем, что осталось у тебя в памяти, — засмеялась Мора.

— Просто нам было о чем поговорить, и я не обращал внимания на еду.

— Ясно, ясно.

Мора сочувствовала пасынку. Что-то тревожило Эммета Макмагона, но лезть к нему в душу она не собиралась.

Возможно, причиной этого была Анна Келли. Но Эммет ушел сразу после еды; наверное, на свидание с ней. Мора надеялась, что их отношения не зайдут слишком далеко, и раздумывала, не стоит ли поговорить об этом с Лилиан. Правда, та плохо разбиралась в любовных увлечениях своих дочерей. В конце концов Мора решила, что лучше промолчать.

— Привет, Эммет…

Анна Келли еще никогда не была такой хорошенькой. Она надела зеленое пальто с белым мохеровым шарфом, который лишь подчеркивал румянец на щеках. Ее светлые волосы, собранные в конский хвост, скрепляла зеленая заколка. Анна напоминала кинозвезду, хотя и жила в захолустном Лох-Глассе. Всего несколько недель назад она целовала его и позволяла себя ласкать, а теперь говорила, что это невозможно, но ей очень хочется, чтобы они остались друзьями. Она и не догадывалась, чего ему стоило согласиться на это.

Но что бы он выиграл, если бы стал обижаться?

— Привет, Анна. Как дела? — с наигранной веселостью спросил Эммет.

— Ужасно. Живу, как в немецком лагере для военнопленных, — проворчала Анна.