ведь оправдываются вовсе не личными причинами, а тем, что, дескать, человек этот и сделал тот самый толчок, который завел затихнувший убийственный механизм резни в группировке. Отчасти, конечно, те были правы, но зная, что заставило человека сделать толчок, Вермут не спешил отдавать бойцам на растерзание плененную Геллу. А что ещё они бы сделали? Уж явно не на наставляющие беседы просят выдать, а выкидывать по кускам девушку разводящему не слишком-то и хотелось, по крайней мере сейчас, когда каждый человек на счету.

Надежда умирает последней – так говорят, и мужчина культивировал внутри полудохлое чувство, надеясь, что пленница сама запросит контакта. Тем не менее, шли дни, она молчала, как передавали бойцы – сам Вермут к Гелле не ходил и после поимки в лесу её не видел. Казалось бы, ведь так просто, усадить девку, разговорить, постараться вдолбить ей её неправоту и необходимость совместной работы, но… От человека можно отвыкнуть со временем, если долго с ним не общаться; можно сконструировать в голове удобный тебе образ, который будет подходить под твою деятельность и не мешать совершать те или иные поступки. Но образ, если он сформирован неверно и не совсем затмил собой имеющуюся действительность, может с треском рухнуть в момент, когда этот человек снова возникает перед твоими глазами.

Что он там себе представлял после отказа пойти на мировую? Злую бестолковую бабу, которая окружила себя толпой фанатично настроенных последователей, и сидит на своём Затоне, пышет слепой ненавистью, мечтая проломить ему башку за то, чего мужчина, по факту, не совершал. Такой своеобразный Бонсай, только больше похожий на безумную ведьму, а не на повара-сушиста. А потом, уже забрав бойцов вражеской бригады под своё управление, и ожидая, когда дамочку притащат к нему на расправу, в итоге мужчина увидел всю ту же Геллу. Да, потрепанную и побитую, но определенно её самую - которая удивленно озиралась вокруг во время их совместного задания, которая себе на уме следила за ним, наверняка не подозревая, что он посматривал за ней в ответ, которая податливо позволяла себя целовать в вечер отправления на свою базу, и образ, сформированный в подсознании, мгновенно растаял. Однако, обычная визуальная составляющая не гарантирует того, что и внутренний мир не пострадал, поэтому никаких поблажек в содержании по отношению к пленнице Вермут себе не позволил. Да и не так поймут, отпусти он девчонку прямо там, в лесу, а отпустить внезапно захотелось.

Они держали её в камере, в «пыточной», и вела себя пленница отменно тихо. Сидела, бродила по комнате как умаянный призрак, не сопротивлялась и не пыталась сбежать, когда медики подлечивали ей разбитый нос или кто-то из бойцов приносил еду и воду. По-хорошему, следовало бы и этого лишить, но… Это точно жалость, однозначно. Девчонка осталась одна, лишившись и своего наставника, и своего мерзкого заместителя, причем не совсем уж по своей вине, а по неверному направлению. Заблудилась и всё, а в таких случаях только подтолкни в нужном направлении – человек, скорее всего, и выберется на свет. Разводящий не ходил навещать пленницу от того, что боялся подтолкнуть раньше времени.

Человек должен сам захотеть исправиться, иначе его ничем не заставишь, и всё будет без толку. В перерывах между делами, думая о том, как долго Гелла ещё будет упрямиться и строить из себя героиню, мужчина представлял, как именно начнет ожидаемый разговор. Он не станет кричать и что-то с пеной у рта доказывать, предупредит единственный раз, снова предложит мировую, а уж если та откажется – то пусть пеняет на себя. Однако, Вермут надеялся, что до этого не дойдет, и каждый раз напряженно замирал, когда приходил боец и докладывал состояние дел пленницы.

На четвертый день та перестала принимать предлагаемую пищу и вообще как-либо реагировать на посетителей. Разводящего это начинало злить: что за детский сад? Словно подросток, желающий получить что-либо путем подобного шантажа и манипуляций. Только хоть сказала бы, чего хочешь! Не то, чтобы это сразу предоставили, но было бы проще понимать поведение. К тому же, мужчину беспокоило, как бы такими темпами девушка не откинулась раньше времени, но беспокойства своего тот никому не показывал, и переваривал его внутри себя самого.

Когда срок содержания стал подходить к неделе, большая часть дел была завершена и основной головной болью стала припятьская бригада, Вермут понял, что ничего таким образом не добьется. Гелла продолжала молчать, он продолжал за километр обходить «пыточную», и ситуация превращалась в бестолковое взаимомучение. А время шло, основная проблема так и оставалась нерешенной, но заниматься её решением рационально разводящий не мог, то и дело вспоминая о пленнице, которая своим поведением решение дел отчасти тормозила.

Чаша терпения стремительно пустела, вопросов от членов Синдиката о целесообразности содержания девушки становилось больше, и более мяться возле выхода из образовавшейся ситуации мужчина не мог. «Будь, что будет» - решил Вермут, с досадой поддавшись на влияние внешних факторов и сжимающихся временных рамок.

Гелла

Время остановилось. В камере не было даже маленького злосчастного окошка и в полном заточении от внешнего мира, девушке казалось, что она живет в одном и том же дне. Он либо не кончался совсем, либо раз за разом воспроизводил сам себя, и жизнь стала превращаться в нескончаемый день сурка. Её схватили и держали здесь, но для чего – никто объяснять не спешил, и Гелла сама по себе стала думать, что скажут, когда придет время. Но время не приходило, никто не приходил на переговоры или допросы – единственными посетителями оставались люди, приносящие ей пищу и парень-медик, залечивавший полученные травмы. Но последний в скорости пропал, заключив, что и без его вмешательства восстановление идет быстрее нужного. Это она знала, что на ней всё быстро заживает, как на собаке, и не тешила себя догадками о природе данного эффекта.

Просить аудиенции у местного командира, казалось девушке самым разумным решением, но, раз он сам сюда её приволок, было бы логично продолжать дожидаться, когда вызовут. Не навязываться, не напоминать о себе лишний раз – кто знает, чем это может закончиться? Почти забытый страх перед центральным разводящим просыпался снова внутри каждый раз, когда Гелла вспоминала всё, что успела натворить за последнее время: и убийства бойцов, и покушение на жизнь непосредственно их командира… Что, если