По меркам Гринвич-Виллидж у Сола была большая квартира – удобная гостиная, маленькая кухня, еще более крохотная спальня и просторный кабинет. Всюду – даже в ванной – было полно книг. Кабинет был завален блокнотами, папками, на многочисленных полках лежали тщательно надписанные вырезки из статей и сотни книг– многие на немецком и польском языках. Джентри обошел все комнаты, на мгновение задержался рядом с рукописью, лежавшей у компьютера, и собрался уходить. Сам себе он казался взломщиком. Квартира выглядела так, словно в ней никто не жил много недель: кухня была безупречно чистой, холодильник – почти пустым, но отсутствие пыли и накопившейся почты свидетельствовало о том, что сюда кто-то приходит. Джентри удостоверился, что рядом с телефоном нет никаких записок, еще раз быстро осмотрел все комнаты, проверяя, не упустил ли он чего-нибудь важного, и тихо вышел из квартиры.

Спустившись на один лестничный пролет, шериф столкнулся с пожилой женщиной с седыми волосами, собранными в пучок на затылке. Он пропустил ее, а потом повернулся и спросил:

– Простите, мэм. Вы, случайно, не Тима? Женщина остановилась и, подозрительно прищурившись, уставилась на шерифа.

– Я вас не знаю.– Она говорила с сильным восточноевропейским акцентом.

– Нет, мэм.– Джентри снял кепку.– И прошу прощения, что называю вас по имени, но Сол не упомянул вашей фамилии.

– Миссис Валижельски,– ответила женщина.– А вы кто?

– Шериф Бобби Джентри. Я друг Сола и пытаюсь разыскать его.

– Доктор Ласки никогда не упоминал никакого шерифа Джентри.– Она произнесла его имя, сильно подчеркнув «ж».

– Думаю, вы правы, мэм. Мы познакомились всего пару недель назад, когда он был в Чарлстоне. Это в Южной Каролине. Может, он говорил вам, что отправляется туда?

– Доктор Ласки просто сказал, что у него дела,– оборвала его женщина и запыхтела.– Можно подумать, я слепая и не вижу, что написано на авиабилете! Он обещал – два дня. Ну, может, три. На это время он попросил меня поливать в квартире цветы. Да они засохли бы уже дней десять назад, если бы я не приходила!

– Миссис Валижельски, вы видели доктора Ласки в течение последней недели? – прервал Джентри ее излияния.

Женщина поправила воротник пальто и не проронила ни слова.

– Мы с ним договорились,– продолжал шериф,– что он позвонит, когда вернется… То есть в прошлую субботу. Но я не получал от него никаких вестей.

– Он лишен чувства времени,– вздохнула она.– На прошлой неделе мне звонил из Вашингтона его родной племянник. Он сказал, что доктор Ласки должен был приехать к ним в субботу на обед, но не приехал. Зная доктора Ласки, я уверена, что он просто забыл о своем обещании и отправился куда-нибудь на семинар. И что мне было отвечать его племяннику?

– Это тот самый, который работает в Вашингтоне? – уточнил Джентри.

– А какой же еще?

Он кивнул, поняв по позе и тону женщины, что она не расположена продолжать разговор и собирается идти по своим делам.

– Сол говорил, что я смогу связаться с ним через его племянника, но я потерял номер телефона. Он живет в самом Вашингтоне?

– Нет-нет,– откликнулась миссис Валижельски.– Это посольство. Доктор Ласки рассказывал, что сейчас они живут в пригороде.

– А Сол может быть в польском посольстве?

– Зачем это доктору Ласки идти в польское посольство? – прищурившись, осведомилась женщина.– Арон работает в израильском посольстве, но живет он не там. Значит, вы шериф? Интересно, какие могут быть общие дела у доктора с шерифом?

– Я поклонник его книг,– пояснил Джентри. Щелкнув авторучкой, он нацарапал на обороте своей блеклой визитной карточки адрес.– Я остановился вот здесь. А это номер моего домашнего телефона в Чарлстоне. Как только Сол появится, попросите его позвонить мне. Это очень важно.– И он двинулся вниз по лестнице.– О, кстати,– окликнул он женщину еще раз,– если я дозвонюсь до посольства, фамилия племянника Сола пишется с одним «е» или с двумя?

– Как может быть два «е» в фамилии Эшколь? – Миссис Валижельски недоуменно пожала плечами.

– Действительно,– хмыкнул Джентри и вприпрыжку побежал вниз.

Натали не объявилась. Джентри прождал до начала одиннадцатого, потом позвонил в Чарлстон и был вознагражден лишь ее прежним посланием и своей собственной тирадой. В десять минут двенадцатого он еще раз набрал номер, и снова ничего. В четверть второго ночи он сдался и попробовал заснуть, но из-за тонкой перегородки доносился такой шум, словно там ссорились с полдюжины иранцев. В три ночи Джентри опять позвонил в Чарлстон с тем же результатом. Он произнес еще один текст, извиняясь за предыдущую грубость и умоляя девушку не болтаться одной по Филадельфии.

Рано утром Джентри еще раз связался со своим автоответчиком, оставил название вашингтонского отеля, где он забронировал номер, и успел на восьмичасовой рейс. Перелет был слишком коротким, чтобы как следует все обдумать, но зато у него было время изучить свои записи в блокноте и папке.

«Натали прочитала о взрывах в здании Сената 20 декабря и опасалась, что это могло иметь отношение к Солу. Но не каждое убийство, несчастный случай или террористический акт в Америке стоит приписывать стареющему оберсту, злому гению доктора Ласки.

В телевизионных новостях высказывалось предположение, что за этими взрывами, в результате которых погибли шесть человек, стояли пуэрториканские националисты.

Нападение на здание Сената было совершено всего несколько часов спустя после того, как Сол прибыл в город, и имя его в списке погибших не упоминается.

Хотя личность самого террориста не установлена, не следует впадать в панику. Но Натали это вряд ли убедит».

Джентри добрался до здания ФБР в начале двенадцатого. Он не знал, работает ли там кто-нибудь в субботу. Секретарша в приемной подтвердила, что агент по особым поручениям Ричард Хейнс на месте, и продержала Джентри несколько минут, дозваниваясь до этого делового человека, после чего объявила, что мистер Хейнс примет его. Джентри едва сдержал свою радость.

Молодой человек в дорогом костюме и с тонкими усиками проводил шерифа в отдел безопасности, где его сфотографировали, записали основные данные, пропустили через металлический детектор и выдали пластиковый пропуск посетителя. Джентри похвалил себя за то, что оставил «ругер» в номере. Молодой человек, не говоря ни слова, провел его по коридору, посадил в лифт, потом они прошли по еще одному коридору, и наконец провожатый постучал в дверь с табличкой: «Агент по особым поручениям Ричард Хейнс». Когда изнутри раздалось «войдите», парень кивнул и развернулся на каблуках. Джентри с трудом удержался, чтобы не окликнуть его и не сунуть чаевые.

Кабинет Ричарда Хейнса, просторный и искусно обставленный, резко контрастировал с кабинетом шерифа в Чарлстоне, маленьким и захламленным. На стенах висели фотографии. Джентри обратил внимание на мужчину с крупной челюстью и свинячьими глазками, который вполне мог быть Эдгаром Гувером,– на снимке он пожимал руку кому-то похожему на Ричарда Хейнса, только с меньшим количеством седых волос. Натуральный Хейнс не поднялся с места и даже не протянул руки, а просто указал жестом на кресло, предлагая посетителю сесть.