У меня остался один только шанс… выполнить свою миссию. Ту, что поручили Флорентине, и которую она бы не смогла выполнить, так как все здесь о ней знают, помнят и ждут.

Собираю волю в кулак. Как бы поднять только настроение, чтобы идти дальше.

Ставлю музыкальную шкатулку-башенку на табурет и включаю.

Фа-до-соль-ля… Ре-ля-ми-фа... Ля-ми-си-до…

Снимаю крышечку-мембрану. Надо же, играет через нее, переливается мелодия. И так громко.

В комнату входит Эфтан. С ним женщина, держащая в руках ребенка. Нет, не Зухра. Почему он с другой? Изменяет?

Я хотела, было, поприветствовать Эфтана, поблагодарить, что, наконец, он пришел на помощь. Затем вспоминаю сон и думаю, а вдруг он и, правда, такой злодей. Что-то ведь, значит, действительно, его с Орбусом связывает.

Думаю, куда спрятаться. Но они меня не замечают.

– Смотри, Ксана, – показывает Эфтан ей дом. – Это я все сделал для тебя. И для нашей дочки. Любовь моя, как тебе?

– Мне нравится, Дорогой! – отвечает ему Ксана.

Ничего себе. Уже с другой. И от нее ребенка заделал. На два фронта? Хотя… Зухра… арабское имя. Гаремы, многоженство.  Или, таки, бросил?

Всматриваюсь в них и понимаю, что это видение. Они полупрозрачные. Призраки. Тихо стою, стараясь себя не выдать. Может, и я для них… такая же… прозрачная.

– Ой, а кто это к нам пожаловал? – они смотрят на меня. Я лихорадочно пытаюсь придумать, что сказать.

– Привет, Эфтан, Ксана. – слышу мужской голос за спиной. И действительно, в дверь заходят Тенебриус и Флорентина, держась за руки.

– Приветик, – добавляет Фло. Точнее, ее призрак, она тоже прозрачно-просвечивающая.

– Наконец, вы добрались до нас, – радуется Ксана.

– Постарались. Фантомы из Таврова в Хувал теперь редко ходят – сетует Тенебриус.

– Уютно у вас тут, – говорит Флорентина.

– Пожалуй, мы тоже не против здесь поселиться. – сообщает Тенебрий. – и как купить здесь землю?

Странно, – думаю я. Больше вопросов, чем ответов.

Почему я вижу призраки живых. Или они умерли? А Валентин тоже придет на эту встречу? Или нет? Или это их астральные тела? Или… да это же я вижу события прошлого, – наконец, понимаю я. Пространственно-временной континуум запечатлел события старины. Ничего себе. Теперь понятно, что это за женщина. Значит, у него раньше была другая жена. А потом что? Разлюбил?

…или его разлюбили? Вопреки всем его чаяньям?

Еще вопрос. Почему они говорят так, будто приехали не на Орбус, а из Таврова в Хувал. Стало быть, дело происходит еще на Земле?

– Идем в муниципалитет и оформляем бумаги на участок земли и для вас. Поселок называется Паньская, или, как еще говорят, Панья слобода. – Рассказывает Эфтан.

– Фло, запиши! – командует Тенебриус.

Флора достает из своего заплечного мешка-рюкзака блокнотик и делает в нем пометки.

– Ты, правда, полагаешь, что нам удастся здесь сделать свое царство-государство, на которое никто не сможет повлиять? – спрашивает Тенебрий своего друга.

– Более того! – отвечает Эфтан. – Мы создадим свой мир. – Как в том стихе. Ты его начал, а я доделал. Помнишь?

Здешний мир донельзя банален

тут лишает надежд и игра,

здесь звучит как проклятье «реален»,

и мечта давно умерла.

Ты глядишь в тяжёлые тучи,

и бросаешь душу в туман,

в мыслях прочь от тревоги липучей

сам себя низвергаешь в обман.

– начал читать он.

Флорентина вспомнила припев, точнее то, что должно было им стать, так как я слышала не музыку, а чтение стихов:

Где мистичен народ

и божественна плоть

в снежно-нежном дворце

Королева живёт.

Где горят фонари,

и во мгле нет зари,

твою жажду любви

как вино Она пьёт.

Тенебриус продолжил:

Но ты помнишь в бессильном гневе,

прозревая сей мир дотла

лунно-снежная Королева

в зазеркалье тебя звала.

Где болота, леса, и замки

льдистым мрамором – города,

где забыты забот останки

и отвергнута ложь стыда.

Последние строки они дочитали вместе.

Где мистичен народ

и божественна плоть

в тайном храме-дворце

Королева живёт.

Где горят фонари,

и во мгле нет зари,

твою муку любви

как вино Она пьёт.

Так вот оно что. Неужели они так и создали Орбус. И что за Королева? Которая пьет муку… Муку моей любви.

Вспомнился разговор, когда я видела вживую Эфтана последний раз. Как раз о любовных страданиях. Видимо, и правда, такое это испытание, которое ощущали все.

А песня хорошая. Думаю, если написать для нее музыку, получится хороший восточный мотив. Подойдет для вампирского готического танца живота, с египетскими дарбуками, струнно-щипковыми удами и сазами, смычковыми ребабами и микрохроматическими вокализами.

Сквозь открытые окна в комнату проник сильный порыв ветра, всколыхнув и запутав остатки занавесок. Ветер прервал интермедию: призрачные очертания рассыпались в песок, потеряв свою форму. Песчинки же сдуло потоками воздуха, и растворились в пространстве. Видение исчезло, заставив меня призадуматься. Такое ощущение, что этот Орбус и родился из клубка надежд, грез, отчаяний и страданий этих всех странных людей, с которыми я успела поперезнакомиться в Хувале.

Старюсь отвлечься от всего этого. Музыкальная шкатулка тихо играет. Делаю погромче. Такая интересная штука.

Интересно, а насколько далеко мембрана от этой штукатулки будет звучать. Пытаюсь проверить. Оставляю коробочку здесь, а сама иду, держа в руках крышку. Выхожу из хаты и иду по коридору (с открытым небом, разумеется. По небу плывут облака…), огороженном все тем же плетнем. Поворот, поворот, прямые углы. Захожу в еще один небольшой домик. Меньше, чем предыдущая хата, с соломенной крышей (здесь она цела. Видимо, как раз из-за того, что размером оказалась поменьше).

Крышечка-мембрана играет, голые саманные стены усиливают звук, отражая от стен.

Хата пустая, за исключением тумбочки. На ней лежали пара кристаллов, статуэтка крылатой богини (уж не той ли, которую упомянула тень Эфтана), бутыль из витражного стекла, служащая вазой для нескольких желтых колосков. В плетеной тарелочке лежат засохшие бутоны роз, а рядом стоит сувенирное дерево, ветви которого скручены из медной проволоки. В роли листьев на конце каждой веточки была нанизана бусина прозрачного или розового кварца, попадались и из флюорита, переливающиеся на свету разными цветами.  Ствол возвышался, рос прямо из центра подставки.  Рядом по похожей технологии было закреплено меньшее деревце.