— Мо-ожет, Дж-Дж-Джордж н-не з-знает. Мо-ожет, он ду-ду-умает…

Ричи понял, что хочет сказать Билл, и с ходу отмел его еще не высказанное предположение.

— Окочурившись, ты знаешь все, что люди когда-либо думали о тебе, Большой Билл, — говорил Ричи уверенным тоном учителя, вправляющего мозги деревенщине. — Так сказано в Библии. Там написано: «И если сейчас мы не может увидеть многого даже в зеркале, после смерти мы увидим все, как в окне».[138]В первом послании фессалоникийцам или во втором вавилонянам. Забыл в каком. Это означает…

— Я по-о-онимаю, ч-что э-это о-о-означает.

— Так что скажешь?

— О чем?

— Давай пойдем в его комнату и посмотрим. Может, нам удастся понять, кто убивает всех этих детей.

— Я бо-о-оюсь идти.

— Я тоже, — ответил Ричи, подумав, что это всего лишь слова, необходимые для того, чтобы убедить Билла отвести его в комнату младшего брата, но что-то тяжелое шевельнулось внутри, и ему стало ясно: он боится до смерти.

4

Мальчики проскользнули в дом Денбро, как призраки.

Отец Билла еще не вернулся с работы. Шерон Денбро сидела на кухне и читала книгу. Запах ужина, жарящейся трески — доплывал до прихожей. Ричи позвонил домой, чтобы сообщить матери, что он не умер. Просто заглянул к Биллу.

— Кто пришел? — позвала миссис Денбро, когда Ричи положил трубку на рычаг.

Они застыли, виновато переглядываясь, потом Билл откликнулся:

— Э-это я, ма-мама. И Ри-Ри-Ри…

— Ричи Тозиер, мэм! — крикнул Ричи.

— Привет, Ричи, — с полным безразличием в голосе ответила миссис Денбро. — Поужинаешь с нами?

— Спасибо, мэм, но мама зайдет за мной через полчаса или чуть позже.

— Передай ей привет, хорошо?

— Да, мэм, обязательно передам.

— По-пошли, — прошептал Билл. — Хва-хватит бо-болтать.

Они поднялись на второй этаж и зашли в комнату Билла, по-мальчишески аккуратную, то есть настолько аккуратную, чтобы создавать у матери этого мальчишки минимум проблем. На полках навалом лежали книги и комиксы. На столе — тоже комиксы, модели, игрушки и стопка сорокапяток. Тут же стояла и пишущая машинка — старый «Ундервуд». Родители подарили ее Биллу два года назад на Рождество, и Билл иногда печатал на ней рассказы. После смерти Джорджа чуть чаще. Выдуманные истории вроде бы отвлекали от реальности.

Патефону нашлось место только на полу, напротив кровати, на его крышке лежала сложенная одежда. Билл убрал одежду в ящики комода, потом взял со стола пластинки. Просмотрел их, отобрал с полдесятка. Поставил на толстый шпиндель и включил патефон. «Флитвудс»[139]запели «Подойди нежно, дорогой».

Ричи скорчил гримасу.

Билл улыбнулся, несмотря на то, что сердце у него бешено колотилось.

— О-они не лю-любят рок-н-ро-ролл. О-они по-подарили мне э-эту пла-пластинку на д-день ро-рожденья. Плюс две пла-пластинки П-Пэта Буна[140]и То-Томми Сэндса.[141]Я ста-ставлю Ли-Литл Ри-Ричарда и Крикуна Джея Хокинса,[142]ко-когда и-их не нет до-дома. А е-если она у-услышит э-эту му-музыку, то по-подумает, что мы в мо-моей ко-комнате. По-пошли.

Комната Джорджа находилась по другую сторону коридора. Ричи посмотрел на закрытую дверь и облизнул губы.

— Они не запирают ее? — шепотом спросил у Билла. Внезапно ему очень захотелось, чтобы дверь была заперта. Внезапно он уже не мог поверить, что эта мысль принадлежала ему.

Билл, белый как мел, покачал головой и повернул ручку. Вошел первым, посмотрел на Ричи. Через мгновение Ричи последовал за ним. Билл закрыл дверь, приглушив «Флитвудс». Ричи подпрыгнул от едва слышного щелчка собачки.

Огляделся, в страхе и снедаемый любопытством. Прежде всего отметил сухую затхлость воздуха. «Здесь давно уже не открывали окно, — подумал он. — Черт, да здесь просто давно никто не дышал. Вот что ощущается в этой комнате». От этой мысли по телу пробежала дрожь, он вновь облизнул губы.

Взгляд его упал на кровать Джорджа, и он подумал о Джордже, который сейчас спал под земляным одеялом на кладбище «Гора надежды». Гнил там. И руки его не сложили, потому что для этого требовались обе руки, а Джорджа похоронили только с одной.

В горле у Ричи что-то булькнуло. Билл повернулся, вопросительно посмотрел на него.

— Ты прав, — просипел Ричи. — Тут просто мурашки бегут по коже. Представить себе не могу, как ты решался заходить сюда один.

— Он б-был мо-моим бра-братом, — искренне ответил Билл. — И-иногда мне хо-хочется за-зайти, и в-все.

На стенах висели постеры, постеры маленького мальчика. Один изображал Тома Великолепного, мультяшного персонажа программы «Капитан Кенгуру»,[143]прыгающего через голову и тянущиеся к нему руки Крэбби Эпплтона, само собой, «Прогнившего насквозь». На другом Ричи увидел племянников Дональда Дака, Вилли, Билли и Дилли, вышагивающих в своих кепариках с большими козырьками. На третьем — Джордж раскрасил его сам — мистер До останавливал транспортный поток, чтобы маленькие дети, направляющиеся в школу, могли перейти улицу. «МИСТЕР ДО ГОВОРИТ ВОДИТЕЛЯМ: „ПОДОЖДИТЕ“!» — гласила надпись на постере.

«Малыш не отличался аккуратностью, — подумал Ричи, — вылезал за контуры». И тут его передернуло. Другой постер Джордж раскрасить уже не смог бы. Ричи посмотрел на стол у окна. Миссис Денбро положила туда все табели с оценками Джорджа, наполовину раскрытые. Глядя на них, зная, что других уже не будет, зная, что Джордж умер прежде, чем научился раскрашивать плакаты, не выходя за контуры, зная, что его жизнь оборвалась окончательно и бесповоротно после того, как он получил лишь несколько детсадовских табелей и один — в первом классе, Ричи впервые в полной мере осознал, что такое смерть. Словно огромный железный сейф упал ему в мозг и остался там. «Я могу умереть! — в диком ужасе закричал его рассудок. — Любой может! Любой!»