Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Добавим к сухой статистике несколько живописных штрихов.
В Риге с 1990-х гг. то и дело проходили манифестации против нищеты, низких зарплат, высокой квартплаты, насильственного выселения людей из их квартир, реприватизации частной собственности (то есть возвращения собственности бывшим хозяевам, владевшим ею до 1940 года, или их потомкам, в числе которых и семья нынешнего президента Латвии Вайры Вике-Фрейберга). Власти отвечают обвинениями в адрес своих «граждан» и «неграждан». Так, премьер-министр Латвии Айгар Калвитис в ответ на очередную такую демонстрацию назвал это «нецивилизованными методами борьбы»[1466].
Так, 16 августа 2005 года митинговали латвийские полицейские. Они жаловались на задержки зарплаты (долг правительства перед служащими полиции составлял на этот момент 3 млн долларов), а также отсутствие социальных гарантий, плохие условия работы, устаревшую технику. Из-за этого около 800 человек уже покинули службу[1467]. 2 октября того же года в Риге прошла еще более массовая демонстрация против нищеты. Ее участники требовали повышения зарплаты госслужащих — от учителей и врачей до чиновников МВД, которые получают менее 140 евро в месяц, тогда как официальный прожиточный минимум составляет 150 евро в месяц[1468]. Даже несмотря на вступление в Евросоюз, зарплата большинства людей в Латвии остается ниже прожиточного минимума — ее не хватает даже на то, чтобы оплатить квартплату или учебу в вузе[1469]. Да и откуда взяться высокому уровню жизни, если часть предприятий, построенных в Латвии в советские годы, закрыта, разорена и скуплена по дешевке европейскими компаниями, а другая приносит прибыль в основном своим хозяевам? Например, заводы «RAF», производившие микроавтобусы для всего Советского Союза, в 1990-е гг. были закрыты как «наносящие вред экологии»[1470].
Пыталовский район Псковской области — тот самый, на который претендуют латышские националисты, — стал для латышей, по выражению обозревателя российского телеканала НТВ, «местным шопингом». Здесь стоят очереди машин с евросоюзовскими номерами. Их хозяева скупают на Псковщине продукты, сигареты и прочую продукцию, которая стоит здесь значительно дешевле, чем в «цивилизованной» и «европеизированной» Латвии. Разумеется, с целью перепродажи своим соотечественникам, которые уже плачут от евросоюзовских цен…[1471]
Не лучше дела обстоят и в независимой Эстонии. На эстонско-российской границе выстраиваются очереди автомашин. За бензином… В России литр бензина летом 2005 года стоил 15 рублей 90 копеек, а в Эстонии — на 10 рублей дороже (в пересчете с евро на в рубли). Поэтому многие автомобилисты и просто спекулянты закупают в России по 100 литров бензина, чтобы потом перепродать его в родной Эстонии[1472]. И это опять же в тех самых районах, которые эстонские националисты считают «своей территорией»…
Все три проблемы современных стран Балтии тесно связаны между собой.
Так, межнациональная рознь в странах Балтии в годы перестройки искусственно разжигалась теми, кто слишком торопился получить независимость, а сегодня — теми, кто стремится направить недовольство народа из социального русла в национальное.
Национализм всегда был порождением социальных проблем. Точнее — самым худшим методом их решения. В советские времена мой отец, объездивший в качестве туриста (в то время туризм являлся одним из видов спорта) весь Советский Союз — Тянь-Шань, Кавказ, Среднюю Азию, Карпаты, Урал, Прибалтику — два дня жил на хуторе у одного эстонского крестьянина. Как гость! Совершенно бесплатно! И так же принимали его в других советских республиках.
Даже в 1992 году верховный комиссар по делам национальных меньшинств при СБСЕ[1473] М. ван дер Стул, побывав в трех прибалтийских республиках, отмечал, что среди простых людей там «нет конфликтов, нет враждебности. Люди живут как добрые соседи»[1474]. Но, видимо, для правящей элиты выгодно разжигание межнациональной розни. Корни этой политики можно проследить еще с конца 1980-х — начала 1990-х гг., когда прибалтийские националисты, желая прийти к власти, пытались исключить из политического процесса всех потенциальных оппонентов и прежде всего — «инородцев» в лице русскоговорящих и иных меньшинств, даже несмотря на то, что поначалу многие русские жители прибалтийских республик поддерживали идею независимости.
Горькое разочарование наступило лишь в 1990-е гг. Причем не только среди русских, поляков, белорусов, евреев и прочих «недочеловеков», «неграждан», «оккупантов» и т. п., но и среди самих латышей, литовцев, эстонцев.
Вспоминает бывший литовский националист Валдас Анелаускас, эмигрировавший из СССР как диссидент в 1989 году, ныне один из 800 тысяч американцев литовского происхождения, интересы которых так самонадеянно пытается представлять всему миру «Литовско-Американское сообщество»:
«После развала СССР весь мир покатился в пропасть. Я почти 20 лет боролся против советской системы, а теперь всем говорю, что развал СССР — это просто катастрофа для всего человечества. То, что сейчас происходит в России, Литве, да во всем остальном мире, — лучшее подтверждение этому. Двадцать лет тому назад я ни за что не поверил бы, что такое возможно. Я тогда за свободную, независимую Литву боролся, за права человека, за демократию. А теперь формально „независимая“ Литва находится в еще большей зависимости, чем когда она была частью СССР…»[1475]
«…Хотя Литва теперь свободная страна, и мы могли бы вернуться, ситуация там, к сожалению, изменилась не таким образом, как я рассчитывал, когда боролся за независимость своей страны. Я всегда предполагал, что свободная Литва станет относительно гуманной и демократической страной, похожей на Данию или Голландию. К сожалению, теперь она быстро становится все более и более похожей на Америку, с еще большей склонностью к преступности. Журналистов вроде меня, сомневающихся в полномочиях власти и сующих носы не в свое дело, в сегодняшней Литве просто убивает мафия. Литовцы, угнетенные прежде советской властью, теперь в якобы свободной Литве порабощены преступниками»[1476].
«…Как отец написал мне пару лет назад: „Никто никогда так не насмехался над литовским народом, как люди, стоящие сейчас у власти“. Это точка