Джек Лондон.

27 февраля 1899 года

Дорогой сэр… Не могу выразить, какое впечатление произвело на меня известие, что написанное мной нравится кому-то еще. Ведь из всех людей автор менее всего способен судить о своих произведениях… Когда я кончаю вещь, я, как правило, не могу сказать, хороша она или никуда не годится…

Я вел такую бродячую жизнь, что в моем чтении и образовании создались огромные пробелы, и я настолько это сознаю, что сомневаюсь в себе; кроме того, когда я пишу, я проникаюсь темой до такой степени, что в конце концов устаю от нее.

Я, конечно, понимаю, что, сравнив меня с Тургеневым, Вы сделали мне большой комплимент, но, хотя я знаю, какое высокое место он занимает в литературе, мне он почти неизвестен. Кажется, в Японии, я читал его «Дворянское гнездо»; но это единственная его книга, которая мне знакома, и я даже не уверен, такой ли у нее заголовок. Ведь так много хороших книг и так мало времени, чтобы их читать! Порой я с грустью думаю о тех часах, которые потратил на посредственные вещи, просто за неимением лучших.

За Вашу доброту я могу вас только благодарить — она вдохнула в меня новую жизнь и в то же время расставила несколько вех на неизведанном пути, который вынужден пройти начинающий. Напишите, пожалуйста, какую ошибку имели вы в виду. Наборщики сделали несколько грубых опечаток, худшая — самовольное изменение заглавия, она же и самая неприят ная. В машинописном тексте было ясно: «То the man on Trail»[22], они напечатали так: «То the man on the Trail». Какой «Этот путь»? Я имел в виду путь вообще.

Искренне ваш

Джек Лондон.

7 марта 1899 года

Как мне понятно, что Вы жалуетесь на друзей, которые называют Ваши произведения «великолепными», «прекрасными» и т. д. То же самое пришлось пережить и мне. Чем дальше в сторону уходил я от проторенных дорог (я имею в виду ортодоксальное направление современного стиля и литературного искусства), тем более сыпалось на меня похвал — от моих друзей. А поверьте, я бродил во мраке, который приводил меня в отчаяние. С тех пор я пришел к выводу, что они видели нечто такое, чего не видел я. И вот я перестал им доверять, и однажды, месяцев пять или шесть назад, я вдруг понял, что было все не так. Прежнее рассыпалось прахом, и я начал учиться всему заново. Вначале я совсем растерялся — даже не чувствовал разницы между запятой, двоеточием и точкой с запятой. Но с тех пор я упорно тружусь…

Мне никогда не приходилось читать произведений Моро. Но я всем сердцем присоединяюсь к Вашему восхищению Робертом Луисом Стивенсоном. Какой прекрасный пример целеустремленности и самосовершенствования! Как рассказчику ему нет равного; то же самое можно сказать, пожалуй, и о его очерках. Чары иных его произведений для меня просто неотразимы, самая сильная из всех его вещей — это «Отлив». Сравнивать Стивенсона с другими его знаменитыми соотечественниками просто невозможно: не существует таких мерок, которые бы мы приложили к ним и к нему…

Я не умею перерабатывать рукопись, сочиняю я обычно так: пишу от пятидесяти до трехсот слов, потом перепечатываю это на машинке для редакции. Все необходимые исправления вносятся в процессе перепечатки или делаются позже чернилами. Возможно, когда-нибудь я овладею искусством гранильщика. Я уже научился сочинять рассказ до самого конца, прежде чем коснусь пером бумаги. Я убедился, что так я достигаю лучших результатов…

15 марта 1899 года

Я согласен с Вами, что Р. Л. Стивенсон никогда не выпускал полированной чепухи, а Киплинг выпускал; но Стивенсону никогда не приходилось думать о деньгах, тогда как Киплинг, всего лишь журналист, вредил себе тем, что больше заботился о немедленной продаже своих произведений, чем о посмертной славе…

Итак, Вы закончили роман? Счастливец! Как я Вам завидую! У меня пока все еще в планах — вещей до двадцати, но одному богу ведомо, когда у меня будет возможность начать хотя бы одну из них, не говоря уж о том, чтобы ее закончить. Я пришел к выводу, что легче сделать одну книгу в тридцать пять — шестьдесят тысяч слов и хорошо написанную, чем роман в четыре раза длиннее и слабо написанный. Как Вы считаете? Сообщите о Вашем романе, каков его объем, тема и т. д.?

30 марта 1899 года

…Думаю, Вам много приходилось встречать гениальных бродяг, не так ли? Я ведь тоже когда-то был бродягой и проехал от океана до океана самым общепризнанным способом, попрошайничал под окнами. Один раз, помню, в Мичигане ушел со званого вечера и за ночь перебрался по озеру в Чикаго. Наутро я уже стучался там в задние двери в поисках завтрака. В следующую ночь я успел углубиться в штат Огайо более чем на двести миль, прежде чем меня ссадили с поезда. Интересно, что подумала бы барышня, которую накануне я вел к ужину, если бы она увидела, как далеко я укатил на следующий день или следующую ночь!

Как я болтаю — и все о себе! Надеюсь, Вы не скрыли своего истинного отношения к моей критике; я же был готов ко всему. Рассказ Ваш хорош, но мне всегда так бросается в глаза возможность что-то улучшить, что я не смог удержаться от советов. Сам я не умею переписывать, но зато я и пишу медленнее. Прежде я мчался как ураган, но вскоре обнаружил, что пишу хуже, чем мог бы,