приготовить ему на подпись, после утверждения Советом министров, проект указа, который давал земствам право участвовать в обсуждении необходимых реформ[975]. Позже я с негодованием прочла в книге Кропоткина, что этот акт был решен под давлением страха перед новыми покушениями и свидетельствует о старческой слабости и бессилии Александра II[976]. Это полнейшее извращение фактов: намерение Императора — способствовать проведению реформ — ни в коей мере не следствие какого-либо революционного давления. Все казалась спокойно в то время. С 5 февраля прошедшего года покушений на Государя не было. К тому же полиция выследила наиболее опасных террористов и руководитель их Желябов был арестован с некоторыми из его сообщников. Оставалось еще арестовать остальных, сгруппировавшихся вокруг Софии Перовской, и полиция шла по их следам. Лорис-Меликов просил Государя быть осторожным до поимки заговорщиков и не выезжать в течение нескольких дней. Государь уступил сначала, но 1 марта назначил развод с церемонией в Михайловском манеже и выразил намерение ехать туда. Тщетно Лорис-Меликов умолял его не ехать, не помогло и обращение к княгине Юрьевской. Его величество непременно желал почтить своим присутствием первое появление на разводе в качестве царского ординарца великого князя Дмитрия Константиновича и настоял на выезде. Графиня Антонина Дмитриевна Блудова была именинница, и Государь радушно поздравил ее, затем поехал на развод, а оттуда в сопровождении великого князя Михаила Николаевича проехал в Михайловский дворец. Рассказывая мне об этом последнем посещении, великая княгиня Екатерина Михайловна говорила, что Царь был спокоен и никакого предчувствия близкой смерти в нем не замечалось. Он говорил об ее детях, потом разговор перешел на даровые столовые, которые великая княгиня устроила в своем дворце. Государь спросил, кто составляет контингент, посещающий ее столовые, нет ли революционеров. Затем, простившись, он вышел. Проводив его, великая княгиня стояла у дверей с великим князем Михаилом Николаевичем, оканчивая разговор, как вдруг раздался ужасный взрыв. Великий князь поспешил выбежать, в это время раздался второй взрыв. Удар был так силен, что одна из лошадей, которых в это время закладывали в сани великой княгини, упала на землю. У Государя были оторваны ноги, но странным образом он больше беспокоился о своей обнаженной голове и слабым голосом произнес: «Холодно». Граф Гендриков снял с головы свою офицерскую фуражку и накрыл ею голову умирающего Императора. Так как Государь истекал кровью, его хотели отвезти в госпиталь, но он властно приказал ехать домой. Сознание и воля его не покидали. В Зимнем дворце княгиня Юрьевская ждала Государя. Уезжая на развод, он сказал ей, что они сразу по возвращении его отправятся в Летний сад. Чтобы не заставлять Государя ждать, она уже полностью приготовилась к выходу. Вдруг врывается камердинер и взволнованно докладывает, что Государю дурно. Стремительно спускаясь по лестнице, встречается с ужасным шествием: Государь почти без жизни, его царская кровь пролита везде…

Теперь перейду к моим личным впечатлениям того ужасного дня. Совершенно случайно я поехала к обедне к великой княгине Екатерине Михайловне. После службы она, прощаясь, сказала, что ждет Государя после развода. Я выехала из Михайловского дворца около часа, вероятно. Проехала мимо злодеев, готовых к своему гнусному преступлению. Дома я застала принца Петра Александровича Ольденбургского со своим воспитателем[977], приехавшим за моим сыном, чтобы вместе поехать в Аничков дворец к великому князю Николаю Александровичу[978]. После завтрака дети просили меня играть на фортепиано, а сами стали петь. Вероятно, шум, который мы производили, помешал нам слышать взрывы. Вдруг вернулся на время оставивший нас воспитатель принца, который поразил нас ужасным известием. Я немедленно велела заложить карету и поспешила к Зимнему дворцу. Мне пришлось пешком протискиваться сквозь массу народа, прежде чем я достигла ворот дворца, которые оказались заперты и охранялись. Только окольным путем, через апартаменты графини Блудовой, я вошла и проникла в коридор рядом с императорскими покоями. Неожиданно с заплаканным лицом показался Рылеев и, торопливо проходя мимо нас, сообщил, что Государь скончался. Мы подошли ближе к двери в покои умершего, за которой вокруг тела Государя столпилась в страхе вся императорская семья. В коридоре стояли все министры, лица свиты; тут же висело пальто Государя, все обагренное кровью его. Из соседней комнаты вывели раненого казака, которому только что сделали перевязку. Тревога была общая, передавались догадки, слухи о заговоре, называли несколько имен, боялись волнения в народе и спрашивали, имеется ли в Петербурге достаточно войска. Вдруг появляется Иван Михайлович Голицын и, проходя мимо нас, повторял по пути: «Завтра будет выход» — «Как выход? — удивлялась я, — панихида» — «Нет, высочайший выход по случаю вступления на престол его величества Императора Александра Третьего! Дамы в парадных придворных туалетах[979], кавалеры в парадной форме без траура!»

Никогда не изгладится из моей памяти выход 2 марта 1881 года. Когда показалась новая царственная чета, все присутствующие принялись кричать «ура!». А на расстоянии нескольких шагов лежал изувеченный труп Государя, и доктора старались придать ему обычный вид перед выносом его на глаза публики.

VII

Тревога по поводу коронации Александра III. — Въезд императорской четы в Москву. — Эрцгерцог Карл-Людвиг Австрийский. — Церемония коронации. — Званый обед в старинном русском стиле. — Разговоры с папским нунцием. — Торжественный полонез в Кремле. — Князь Александр Болгарский и его будущий преемник. — Освящение храма Христа Спасителя. — Разочарование после праздничного настроения

Приближалcя день коронации Александра III[980], и, несмотря на кажущуюся беспечность, чувствовались определенное беспокойство и мучительный страх перед возможным покушением. В Петербурге полиция не выпускала из виду революционеров. Даже среди офицеров гвардии образовалась группа, поставившая перед собой задачу всеми средствами предотвратить покушение на Императора[981]. Множество молодых людей присоединились к этой добровольной полицейской организации, где они, конечно, больше продемонстрировали свой лояльный образ мыслей, чем оказали настоящую помощь органам власти. Из-за огромного количества народа в Москве у полиции не хватало ни власти, ни возможности предотвратить вероятное покушение на Императора. Находясь в царских покоях, мы все с глубокой тревогой думали о значительном расстоянии, которое коронационная процессия должна преодолеть от Петровского дворца до Кремля по узкой Тверской улице. Мне сообщили, что я должна буду находиться в одной из карет процессии, и, конечно, я думала о возможной опасности лично для меня, но не со страхом, а скорее гордясь привилегией подвергнуться опасности. Чтобы быть готовой к любому развитию событий, я на всякий случай свою последнюю волю и свои распоряжения занесла на бумагу, которую, возвратившись из Москвы, со смехом разорвала. Пятого мая с великокняжеской четой и их свитой