закончилось совещание, на котором было решено установить диктатуру, и на пост диктатора была предложена кандидатура графа Лорис-Меликова. Чуть позже мы узнали, что выбор Государя действительно пал на него.

Полицейское расследование показало, что террорист благополучно скрылся; очевидно, ему удалось бежать через шведскую границу. Полиция лишь смогла установить, что преступник работал столяром во дворце и проживал в помещении для слуг. Как стало позднее известно, этим столяром был известный революционер Халтурин, который впоследствии выпустил за границей брошюру, где признавался в этом и подробно описывал покушение[970]. Весь Петербург пребывал в подавленном состоянии и тревоге. Великий князь Михаил Николаевич, только что вернувшийся вместе с супругой после длительного пребывания на Кавказе, не переставал удивляться переменам, которые произошли в настроениях и разговорах людей. «Я больше не узнаю Петербурга! — говорил он. — Кажется, будто я переживаю ночной кошмар. Неужели все это происходит наяву?» Едва Лорис-Меликов вступил в должность, как на него тоже было совершено покушение, которое, к счастью, закончилось неудачей[971]. В ту пору я часто встречала его у графини Левашевой[972] и имела возможность хорошо изучить его характер. Его изворотливый азиатский ум выдавали маленькие хитрые глазки. Не располагая необходимым для такого высокого поста обширным и основательным образованием, он обладал выдающимися способностями впитывать новые познания и очень быстро освоился в своей должности. В разговоре он казался очень откровенным, но глубоко заблуждался тот, кто слишком доверился бы его искренности. Не теряя времени, он тут же принялся за работу, начав ее с пересмотра дел сосланных в административном порядке. Это означало проверку вынесенных приговоров, освобождение невинно осужденных и наказание преступников. Первые шаги, предпринятые новым диктатором, были с одобрением встречены либеральной частью общества, всё сильнее росла надежда на новый режим.

Девятнадцатого февраля, ровно две недели спустя после взрыва, мы все собрались в Зимнем дворце на празднование двадцатипятилетнего юбилея правления Императора. Нервное беспокойство еще не улеглось, и кое-кто даже поспешил уехать из Петербурга, чтобы не принимать участия в юбилейных празднествах. Находиться рядом с Императором сейчас казалось опасным для жизни. Разумеется, было сделано всё, чтобы придать этому дню праздничную атмосферу. После общей аудиенции Государь принял воспитанников военных учебных заведений, вечером были большой фейерверк и праздничное представление в театре. Но, несмотря на все помпезные мероприятия, гости испытывали парализующее чувство страха и беспокойства.

В то время как светская, внешне беззаботная жизнь текла своим чередом: устраивались непременные для Масленицы балы и плелись неизбежные в официальных кругах интриги, — в стране намечались большие политические перемены. Статс-секретарь Маков и граф Дмитрий Андреевич Толстой были открытыми противниками Лорис-Меликова и часто выступали с критикой его ошибок, совершенных им в силу незнания дворцового этикета и малого политического опыта. Однако, благодаря своей хитрости и ловкости, Лорис-Меликову всегда удавалось выходить из сложных ситуаций, заработав таким образом славу ловкого «жонглера». Вскоре в обществе у него появилось такое же множество вдохновенных почитателей, как и врагов. Наконец ему удалось добиться отставки графа Толстого; после долгих колебаний Государь последовал его совету. На Пасху обнародовали решение Царя, одновременно было сообщено о назначении Сабурова министром народного просвещения, а Победоносцева — обер-прокурором Синода. Эта новость, опубликованная как раз в пасхальную ночь, взволновала не только Петербург, но и всю Россию. Нечасто мне приходилось наблюдать такое единодушие мнений по поводу политического события. Конечно, подобное отношение общества сильно ранило графа Толстого; но спустя два года он был вознагражден, узнав, что Александр III назначил его министром внутренних дел! Его преемник К. П. Победоносцев был, по моему мнению, вполне подходящей фигурой для поста обер-прокурора Синода. Вдохновенный сын православной церкви, почитатель всех ее обычаев и традиций, он как будто был призван к тому, чтобы основательно реформировать и вдохновлять нашу церковь.

В это время состояние Царицы быстро ухудшалось, и неумолимо приближался ее смертный час. Подле ее ложа несла неустанную вахту Анастасия Николаевна Мальцова, сестра князя Сергея Николаевича Урусова, преданно и ревностно служившая Государыне. По ее словам, перед смертью Императрица позвала к себе наследника и долго беседовала с ним наедине. Двадцать второго мая Государыня незаметно скончалась в одиночестве; когда Государь навестил ее утром, она уже была мертва. Император, незадолго до этого переехавший в Царское Село, вернулся в Петербург, где собрались все члены семьи для проведения подобающей пышной церемонии погребения.

Лорис-Меликов в ту пору пользовался полным доверием наследника, одобрявшего все его деяния, и твердо полагался на его искреннее расположение. В июне авторитет Лорис-Меликова еще более возрос, когда он высказал Императору предположение о прочности установившегося спокойствия и об отсутствии необходимости дальнейшего проведения чрезвычайных мер. Вследствие этого была распущена верховная комиссия, Лорис-Меликов достойным образом покинул свой высокий пост диктатора и занял сравнительно скромную должность министра внутренних дел. Одновременно претерпело внешние изменения и пресловутое Третье отделение, уже с давних пор вызывающее общественное недовольство и считающееся источником всякого зла. Это учреждение было преобразовано в Жандармский корпус и перешло в подчинение министра внутренних дел[973]. И хотя в основе своей всё осталось прежним, общественность встретила эти преобразования с восторгом. Лорис-Меликов тоже был доволен этими мероприятиями и однажды сказал: «Как бы ни судили обо мне в будущем, никто не сможет отрицать моей заслуги в том, что я распустил Третье отделение!»

В конце июня Цесаревич со своей супругой выехали из Гапсаля в Петербург для участия в поминальной службе по умершей сорок дней назад Императрице; царские дети остались на это время под присмотром моей матери. Вскоре после этого Государь позвал к себе наследника, чтобы сообщить ему о уже состоявшемся браке с княгиней Юрьевской. Церемония была тайно проведена шестого июня; даже сам Лорис-Меликов не знал, кто присутствовал на венчании. Своему сыну и великой княгине Государь сказал: «Я сделал то, что требовал от меня долг по отношению к княгине и ее детям. Я чувствовал себя обязанным упрочить положение ее и детей, а также, насколько возможно, облегчить груз ее души, который сам на нее возложил. Дальше тянуть уже было невозможно, поскольку я не уверен в своей безопасности и смерть постоянно мне угрожает! Я еще раз повторяю, что поступил так, чтобы облегчить свою совесть. Внешне ничего не изменится, а посему я прошу вас ни с кем на эту тему не говорить». Великокняжеская пара возвратилась в Гапсаль в подавленном настроении, но тайну они никому не открыли. Лишь много позже они всё подробно рассказали моей матери. Однако, как вскоре выяснилось, княгиня Юрьевская не желала довольствоваться той скромной ролью, которую после женитьбы отводил ей Император.