Около трех часов пополудни Эмили начала выносить мебель и вещи из коттеджа. Сначала она разобралась со своими личными вещами и сложила их с одной стороны. Затем вынесла мебель и все остальные вещи и сложила их к возвышению. Со столом и шкафчиком для фарфора у нее возникли сложности, но она догадалась отрубить столу ножки и отвинтить стеклянные дверцы от шкафчика.

Еще одной проблемой оказались сундуки, но эту проблему Эмили решила, используя топорик...

К семи часам вечера в доме остались только постельные принадлежности. Их она, одну за другой, закинула на самый верх, где некоторые из них зацепились за края мебели и развевались на ветру подобно знаменам. У нее даже не возникло никаких эмоций, когда она увидела, как развеваются на ветру полотенца из сурового полотна. Эмили раньше очень гордилась этими полотенцами. Она впервые увидела их там, в доме, и захватила с собой полдюжины таких полотенец. Ей казалось, что они давали ощущение уюта, имели налет более высокого класса.

Эмили почувствовала усталость, даже изнурение, но, как это ни странно, она еще испытывала и чувство торжества. Она посмотрела на огромную кучу вещей. Ножки французского столика торчали сбоку, подобно четырем золотым жезлам, а маятник часов висел, подобно языку, просящему воды.

Эмили повернулась и посмотрела на солнце. Пройдет еще некоторое время, прежде чем оно совсем сядет, но она может подождать. У нее масса времени. Будет совсем темно, возможно полночь, когда она спустится с холма, ведь она останется здесь до тех пор, пока не погаснут последние угольки. О да, она останется здесь до тех пор, пока не погаснут последние угольки, поскольку до тех пор, пока все не сгорит, она не сможет снова почувствовать себя чистой. Это было странное чувство, даже не чувство, а желание очиститься. Затем по дороге вниз она заберет свои часы, она найдет это место и в темноте. А потом весь путь до Феллберна она пройдет пешком, направляясь к тете Мэри. Там она немного отдохнет.

Было девять часов, когда Эмили принесла из сарая банку керосина и разбрызгала ее содержимое на мебель и вещи, сваленные в высокую горку. Она подожгла ее, и первые языки пламени начали пробиваться между древесиной, подобно живым змеям, захватывая сначала сухую мебель, а затем постельные принадлежности, с которыми через несколько минут было уже покончено.

Куча вещей была охвачена пламенем, когда долгие сумерки перешли в ночь. Эмили стояла, прислонившись к стене коттеджа, в старом жакете и шляпке - пальто, которое ей купил Лэрри, было среди горящих вещей - и смотрела, как огонь уничтожает одежду. Это было красивое зрелище. Искры улетали в темное небо, как россыпи фейерверка. Да. Вот на что это было похоже. На фейерверк! Эмили один раз видела фейерверк, когда в Шилдсе отмечали какой-то праздник. Она забыла какой.

Она ощущала тихое удовлетворение, наблюдая, как нажитое за два, нет, три года ее жизни в коттедже уходит с дымом, а когда в ее мысли закралось сомнение и она подумала: «Не нужно было жечь его вещи, нужно было отложить их», - то оттолкнулась от стены и ответила на эту мысль, громко прокричав: «Не будь такой доброй, Эмили Кеннеди! Ты ни о чем не будешь сожалеть! Нет, клянусь Богом! Ты ни о чем не будешь сожалеть сегодня ночью».

Она все еще стояла, выпрямившись, когда услышала голоса внизу, у подножия холма. Эмили не могла разобрать, что они говорят, но, когда она увидела расплывчатые фигуры, приближавшиеся к стене, она поняла, что ждала их прихода. Это были жители деревни, пришедшие посмотреть, как горит коттедж «выскочки». Теперь она наблюдала, как они выстраиваются вдоль стены, и подумала: «Ну и много же их пришло».

Голоса доносились и с задней стороны коттеджа. Скорее всего, это шахтеры из угольных шахт за деревней. Они, наверное, бежали через холмы, чтобы прийти и оказать помощь.

Шахтеры не остановились у задней стены, они перепрыгнули через нее и направились к Эмили. В свете костра она хорошо видела их лица. Среди них было несколько женщин, они смотрели на девушку, открыв рты, а одна из них крикнула:

— Что случилось, девочка? Что случилось? Это не похоже на праздник!

Она ответила не сразу:

— Можно сказать, что это праздник.

— Что вы празднуете, мисс? — К ней подошел еще один человек.

— О, — Эмили посмотрела на него, стоящего на расстоянии вытянутой руки от нее, — только завершение части моей жизни.

— С вами все в порядке, девочка? — Он подошел поближе, и она почувствовала на лице его учащенное дыхание. Он все еще не мог отдышаться после бега.

— Да, со мной все в порядке, спасибо.

Мужчина повернулся и посмотрел на костер.

— Откуда вы притащили все это, чтобы сделать такой высокий костер? Его видно с расстояния в несколько миль.

— Это моя мебель.

— Ваше что?

— Моя мебель.

Эмили смотрела на лица людей, собиравшихся вокруг нее. Жители деревни тоже подошли, преодолев стену. Не так близко, как шахтеры, но достаточно близко, чтобы услышать то, что девушка хотела сказать. И именно для них она сказала:

— Мебель была в качестве оплаты за три года моей жизни. Мне она была не нужна, поэтому я ее сожгла.

Никто не заговорил, но все смотрели на нее, и Эмили продолжила:

— Извините, что я не предупредила вас, а то вы могли бы захватить с собой детей. Дети любят костры. Можно было бы хорошо провести вечер.

Все продолжали молчать и удивленно смотреть. Неожиданно часть костра провалилась внутрь и огненные искры рассыпались в ночи, осветив всю сцену и бегущую фигуру, которая не остановилась, когда приблизилась к толпе, а протиснулась сквозь нее. И вот Эмили смотрела на Берча, сосредоточив все свое внимание. Странно, но теперь она поняла, что ждала его прихода, надеялась, подспудно молила об этом, ей хотелось, чтобы он пришел и посмотрел ей в лицо.

— Что случилось? — Он переводил взгляд с нее на полыхающий костер; потом, не говоря ни слова, подбежал к двери коттеджа и заглянул внутрь. Толпа наблюдала, как Берч медленно возвращается к тому месту, где стояла она с узлами, лежавшими у ее ног. Хотя его голос был похож на тихое рычание, все четко слышали, что он сказал:

— Ты что, рехнулась?

— Нет. Я никогда не чувствовала себя более нормальной. В действительности я думаю, что я только что пришла в себя. Поскольку я поняла, что сошла с ума в тот день, когда пришла на этот холм с тобой.

— Зачем ты это сделала? — Он указал рукой на горящие вещи.

— Со своими вещами я могу делать все, что захочу. Это то, что ты мне отдал. Ты сказал, что я могу взять мебель, конечно кроме лучших предметов - французского столика, бюро и часов. Но мне не хотелось разделять вещи. Они так долго стояли рядом с остальным хламом. Хламом, который был необходим тебе, как и я. — Она вскинула голову. — Кстати, когда ты забирал скот, ты забыл взять с собой кур. И огромное тебе спасибо за то, что предложил оставлять мне молоко через день возле старой заставы. Это была бы прекрасная прогулка посреди зимы, когда снег доходит до подбородка.