С ее уст сорвался глухой стон. Девочка, которую она считала бастардкой, к которой относилась с презрением, запросто могла оказаться ее собственной внучкой!

Что делать, Брижит решила быстро. Только Матильда со своими картами и таинственным даром могла ей помочь. Углубившись в размышления, вдова перестала обращать внимание на сына. Глухой стук заставил ее вздрогнуть: Паком заснул, уронив руки на стол и свесив голову.

«Вот несчастье! Как я теперь перенесу его в кровать? И зачем только я дала ему двойную дозу таблеток?» Вдова Пеллетье бесшумно встала, вынула из тайника бутылку вина Сен-Жорж, отхлебнула из горлышка, подошла к креслу и села.

«Поговорю с кюре, он даст мне хороший совет. С Матильдой и с кюре. Так я все и узнаю!»

Вдова глотнула еще вина. Она одновременно испытывала отчаяние, возмущение и… странную радость. «Господи, какая же счастливая у меня будет жизнь, если мне не придется больше заниматься Пакомом и в гости ко мне будет приходить маленькая Анатали! Она хорошенькая, послушная, серьезная и, если верить Рози Пулен, прекрасно учится. Будет нестыдно пройтись по деревне с такой внучкой, плотью от моей плоти!»

Минуты складывались в часы, и бутылка почти опустела. Брижит плела паутину, словно голодная паучиха, не подозревая, что первая же в нее и угодит.

В Сен-Приме в четверг, 29 июня 1933 года

Брижит Пеллетье сидела напротив и смотрела на Матильду со странным выражением – жадно и в то же время с каким-то лихорадочно-радостным волнением. А еще она нервничала – то и дело теребила застежку на большой дамской сумке из черной кожи, которую держала на коленях.

– Вы, я вижу, чем-то серьезно обеспокоены, мадам Пеллетье, – сказала знахарка. – Чем могу быть полезна?

– Раскиньте для меня карты! Я хочу кое-что узнать, нечто очень важное. Вот, купила вам в универсальном магазине премилые носовые платочки! Ведь за все время, что вы мне гадаете, я ни разу ничего вам не подарила.

Матильда иронично усмехнулась. И, не удержавшись, произнесла:

– Не стоило, мадам! Последние четыре года ни вы, ни бедолага Паком не заглядывали ко мне в гости.

– Все из-за доктора Сент-Арно, это он настраивал меня против вас! Я уже не знала, какому святому ставить свечку, вот он мне голову и заморочил. Мой сын, когда его пользовали вы, вел себя намного спокойнее.

– Я всегда хорошо к нему относилась. И готова лечить Пакома, как раньше. Если еще не слишком поздно…

У вдовы внутри все похолодело. Ей показалось, что Матильда прочла ее мысли и уже знает, что здоровье ее сына ухудшилось.

– А может быть поздно? – жалобным голосом спросила Брижит.

– Думаю, лечение, назначенное Сент-Арно, серьезно навредило Пакому, особенно если вспомнить, сколько раз вашего сына забирали в больницу. Да и вы уже не можете день и ночь за ним присматривать. Так я поняла со слов господина кюре.

Испугавшись, что они могут отойти от темы, ради которой она явилась, Брижит заявила:

– Это не самое важное! Я пришла по другому делу. Только пусть это останется между нами. Вчера вечером Паком рассказал мне, что Эмма Клутье якобы его однажды поцеловала. Он постоянно твердит о том, какая она красивая и добрая, все уши мне прожужжал. Вот я и подумала: не принудил ли он Эмму – ну, вы понимаете! – лет восемь назад, если я ничего не путаю со сроками… В таком случае Анатали может быть моей внучкой. Может, спросите об этом свои карты таро? У меня сердце не на месте: боюсь, как бы Паком снова не убежал и не сделал с девочкой чего-нибудь дурного!

Потрясенная Матильда, опустив глаза, рассматривала рисунок на скатерти. Перед ее мысленным взором промелькнуло ласковое личико Анатали – какой она запомнила ее, когда девочка играла с козлятами под плетеным навесом.

– Мадам Пеллетье, откуда вы это взяли? – ответила наконец знахарка. – Что за нелепые домыслы?

Сухой тон Матильды немного отрезвил гостью, и вдова погрузилась в молчание. Ее голубая мечта таяла на глазах, однако так легко она не сдастся!

– И кто же, по-вашему, отец этой девочки? Наверняка кто-то из наших краев! И никому ничего не известно? А сам он так и не дал о себе знать?

– Некоторые мужчины не отличаются высоконравственным поведением, – отвечала Матильда; она не собиралась рассказывать Брижит правду.

– Но я же ничего не выдумываю! Стоит Пакому заговорить об Эмме, и он становится сам не свой – то хнычет, то смеется!

– Может, все дело в том, что Эмма разговаривала с ним по-доброму, не насмехаясь. Ваш сын так нуждается в ласке! Малейшее проявление симпатии его будоражит. И разве вы забыли о главном? Это Паком нашел труп Эммы и вытащил его на берег во время разлива. Для него, бедняги, это было очень сильным потрясением. Мадам Пеллетье, мне не нужны карты, я отвечу и без них: Анатали не ваша внучка. Клутье не рассказывают об этом всем и каждому, но они знают, кто отец ребенка – этого парня уже нет в живых. А вы постарайтесь держать Пакома под замком. Его тянет к Анатали, ведь она похожа на свою мать. Ему кажется, что это Эмма. И вы правы – может произойти несчастье.

Матильда встала из-за стола, сняла фартук и взяла с буфета корзинку.

– Господин кюре дожидается обеда, который я обычно ему приношу. До свидания, мадам Пеллетье!

Брижит вышла на крыльцо следом за знахаркой. На улице царила влажная, удушающая жара. Свет слепил глаза.

– У меня уже нет сил, – призналась вдова плаксивым тоном. – Придется все-таки отправить Пакома в лечебницу.

– Это ваше право, – кивнула Матильда. – Никто вас в этом не упрекнет. Вам становится все тяжелее о нем заботиться.

– Это правда. Господи спаси! – произнесла Брижит, чуть не плача.

Нетвердой походкой она пошла прочь.

«Бедняжка! – подумала Матильда. – Я лишила ее мечты, – женщину, которая не смогла порадоваться общению со здоровым, нормальным ребенком!»

В Сен-Приме в пятницу, 30 июня 1933 года

Жасент поставила тушиться фасоль, сдобренную луком и салом, и увидела в окно входящую в сад Матильду. Похоже, знахарка решила ее навестить. В ярком утреннем свете было заметно, как постарела Матильда. Ее волосы, когда-то черные, стали серебристыми, лицо уже не казалось таким надменным – оно поблекло и осунулось, спина едва заметно сгорбилась. «Господи, такое впечатление, будто она несет на плечах все несчастья этого мира!» – подумала Жасент.

Растрогавшись, она выбежала в прихожую навстречу гостье.

– Скорее в дом, тут прохладней! Уже с утра такая жара! Тебе не следовало идти так далеко, Матильда. Я сама собиралась вечером к тебе заглянуть. И мы бы наговорились всласть: Пьер с детьми отправляются на рыбалку. Извини, что не пришла в среду, как договаривались. Я знала, что Анатали хочет что-то тебе рассказать.