Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Август восемьдесят второго:
«Драгоценный друг! Ты меня прямо даже обидел, что подумал, что я в состоянии уехать, с тобой не простясь. Нет, так сердце не обрывают! Напиши, когда вернешься в Москву и свой новогиреевский адрес. (Москва, Г-19, до востребования). Обнимаю братски. Твой Куб.».
«Дорогой Володя! Не говорю прощай – до свидания! Верю, что встретимся. В моей душе – ты всегда. И годы это не ослабили. Странно, что в это время завтра я буду уже в ином измерении… Привет Люде. Всегда твой Кублановский. 2.9.82. Апрелевка, Московская обл.».
Репродукция на открытке: Микеланджело Буонаротти, «Святое семейство», из галереи Уффици во Флоренции.
Уехал Куб на Запад, в эмиграцию…
А вот, уже на седьмом году его заграничной жизни, короткая весть от него:
«Дорогой Володя! Недавно вспоминали тебя с Женей Поповым… Здесь – в Мюнхене – вышло собрание стихов Губанова с комментарием Г. Суперфина. Читаю с удовольствием… Но надо умереть, чтобы издаться столь квалифицированно… Твой сборник еще не предлагал, ибо пока не ездил в Париж. Но журнальную подборку уже составил… Спасибо, что и ты не забываешь меня. Но вот публиковать раннее – времен СМОГа – пока не надо, если это останется в истории литературы, так пусть останется, нет так нет. Сейчас же в моей ситуации обнародовать это не вижу смысла. Стихи же поздние – закреплены копирайтом за издателями. Я сам буду для сов. журналов делать подборки, каждый раз договариваясь о высвобождении копирайта. Первая публикация в Знамени меня не очень устроила. Уверен, что автор должен подбирать сам… Впрочем, не сомневаюсь, что в ближайший год мы обнимемся в Европе ли, в отечестве ли, и тогда наговоримся обо всем. А пока – без согласования композиции со мною – пробивать ничего не надо… Крепко жму руку! Любящий тебя Юра. 26.1.89. Мюнхен».
Это как раз та пора, когда я написал ему, и предложил ему помочь с изданиями на родине, и спросил его, по наивности, нельзя ли там, на Западе, издать и мне свою книгу, и стихи его публиковал, в периодике, где удавалось, и увиделся с Женей Поповым, возвратившимся из поездки за рубеж, и рассказывал Женя и о Мюнхене, и о Кубе, и о том, как они вдвоем записали на видео, с целью эту запись куда-то пристроить, диалог свой, беседу свою – об искусстве, о литературе и о прочем, и слушал я бородатого Женю Попова – и Париж, и Мюнхен, и Куба, как умел, себе представлял…
А вот уже и о Юриной книге, которую я предложил ему издать.
«11.7.89 Мюнхен. Дорогой Володя! Из разговора с Ирой я узнал, что возможность издания „Оттиска“ в Отечестве вероятна. Тогда жду условий, чтобы с ними обратиться к владельцу – Имке-Пресс (то бишь Н. Струве). Надеюсь, что проблем не возникнет. Прошу указать: 1. Будет ли новой обложка? 2. Нужно ли фото? 3. Будет ли новый набор или факсимильно? 4. Могу ли я сам проглядеть корректуру, ежели набор новый? Если ты хочешь написать что-то, то пожалуйста – послесловие, а не предисловие, „жанр“, не слишком рознящийся. 5. И – каковы сроки? Одним словом, жду вестей. Я надеюсь приехать в Россию в январе 90-го. Было бы превосходно, если б успеть издать к этому сроку. Было бы что „подписывать“ на выступлениях… Жму руку! Юра. P. S. 6. Могут ли издатели указать первое издание или такая ссылка исключена? 7. Какой тираж?»
Было, было издание, Юра. Издатели – мы с Лейкиным. И как раз к твоему приезду мы успели книгу издать. И тираж ее был три тысячи экземпляров. И весь – твой. Для тебя. Для твоих выступлений и для подписей. Для подарков – тем, кому пожелаешь, – друзьям и знакомым, и просто – любителям, здесь, в России, твоих стихов. И когда ты сошел с подножки вагона, шагнул на перрон, уже – на родную землю, – я шагнул к тебе навстречу и торжественно даже, а в общем-то радостно, сразу вручил тебе тяжеленную пачку только что вышедшей, изданной нами книги твоей, первой книги твоей – на родине. Первой, той, о которой ты неожиданно как-то и странно, неприлично даже, – забыл…
Вот опять о книге, об «Оттиске»:
«Дорогой Володя! Как жизнь? Как движется набор? Меня охватило сомнение, указал ли я, что по договоренности с издательством на сборнике обязательно должно быть следующее указание: Издание второе, исправленное и дополненное. Издание первое: © Ymka-PRESS, Paris, 1985. А на четвертой странице обложки – взять с „Затмения“:
Книги Юрия Кублановского: Избранное (сост. И. Бродский), Ardis, 1981. С последним солнцем, La Presse Libre, 1983. Оттиск, Ymka-PRESS, 1985. Затмение, Ymka-PRESS, 1989. Приеду, надеюсь, на Рождество. Черкни до этого хоть пару строк. Обнимаю. Твой Юра. 10.10.1989».
Приехал Юра. Увиделись.
В декабре восемьдесят девятого побывал я в Париже. Недолго. За границей был я впервые. И – единственный раз. Ничего, для меня и этого даже – вопреки сожаленью Кубову, что нигде, мол, так я и не был, – понимай, мол, – он-то везде, где возможно, успел побывать, – для меня, говорю, и этого предостаточно. Здесь, в Коктебеле, я живу давно – и работаю, много лет уже, ежедневно, с Божьей помощью, – жив и здрав.
Ну вот и еще письмецо:
«Дорогой Володя! Вот уже неделю, как я на Западе. И все острее не хватает друзей, родины. Как жаль, что так мало удалось пообщаться. Но с каким-то особенным теплом вспоминается вечер у тебя, книги, прогулка с собакой, снег. А как подумаю, что вот сейчас у тебя на полках стоят мои фотки, то и самому делается теплее, нет, не одинок. Привет жене, дочкам. Жму руку! До встречи. Юра. 7.3.1990».
Нет больше писем. Все.
А встреча наша в Москве, за весь-то десяток лет, который он здесь живет, была – единственной. Больше времени он не нашел, чтобы со мной пообщаться.
И только в июне нынешнем приехал ко мне в Коктебель. Приехал, чтоб отдохнуть. А вовсе не для того, чтоб с другом, то есть со мной, здесь повидаться… Друг ли мне он? Да кто его знает! Слишком он изменился. Это я зачастую думаю не о себе, но о других, о товарищах, – как бы помочь кому-то, что же такое сделать доброе для кого-то, кого же успеть поддержать. Юра многие годы – думает не о товарищах. Думает – как бы выжить. Думает – о себе. Думай почаще, Юра. Думай побольше, Юра. Мне не обидно. Мне – грустно. Что же с тобой? Очнись! Или – уже не сумеешь? Вовсе уже не способен – к дружбе, к общенью, к беседе, – так, как в былые года? Что с тобой, Куб? Откуда эти метаморфозы? Что это вдруг за поза? Что за совсем советский твой литераторский вид? Смотришь – и видишь: ну прямо только что из ЦДЛ. Если ты дружбу предал – так и скажи мне, Юра. Если ты дружбе предан – так и скажи мне, Куб.
Кто ты теперь? Ответь мне.
Кто ты – на самом деле?
Друг – или так, знакомый прежний, одно названье, звук, что заглохнул, отсвет, вскоре погасший, былого, оттиск ли полустертый давнего самиздата, призвук ли чей-то, призрак мрака, неужто – призрак? Или же – друг? Скажи мне, кто ты? Ответь мне, Куб!.. Ладно уж. Бог с тобою. Выбран и ты судьбою. Слово твое любое – стынет, сорвавшись с губ…Об Олеге Хмаре.
(Книга стихов «В часы бессонницы». 1989)
О чем говорить сейчас, когда книга Олега Хмары приходит к читателю?