Трагедия.

Вся жизнь – трагедия.

Этот день – трагедия.

Всей этой боли, этих страданий можно было избежать, делай человек правильный выбор сорок лет назад. Сколько потерь, сколько горечи, сколько траура…

Крик Калеба оглушил. Хотя, может, это показалось. Но он что-то тронул в моей душе, которая все еще жила где-то очень глубоко в груди. Она дернула за ту невидимую струну, которая напоминала мне о грусти, вернее о том, что я еще способен ее испытывать. Слезы сами проделали тернистый путь от глубоко похороненного милосердия наружу. Туда, где я все еще был физическим организмом. Живым организмом. Живым.

Жертва Бриджит напомнила мне о том, что среди людей есть герои. Те, что отважно жертвуют собой ради остальных, потому что верят в то, что нужно бороться, что человек еще может стать лучше. Что не все потеряно. Что мы заслуживаем еще одного шанса.

Так ли это?

Усмешка особи стерлась за долю секунды, когда она осознала ловушку, в которую ее загнал отважный бравый солдат. Они не пытались тебя убить. Они пытались спасти своего друга. Ценой собственной жизни.

В момент, когда Бриджит прыгнула на Тесс, которая развернулась к ней с арматурным стержнем в руках, на который она беспощадно насадила лучшего друга своей оболочки, Бриджит несла в руке ее смерть. Охваченная злобой, страхом, голодом, особь не заметила, как Бриджит вонзила в бедро Тесс шприц с сывороткой.

Лишь спустя минуту, ровно в ту минуту, когда Бриджит испустила последний вздох, особь почувствовала это.

Я почувствовал это.

Все зараженные почувствовали это.

Глазами, полным немого шока, особь уставилась на собственную руку, которой обхватила руку Бриджит, зажимающую шприц на бедре Тесс. Особь даже не заметила, как сама схватила руку Бриджит минуту назад. Разжав кулак, она уставилась на опустошенный шприц. Глаза расширились, лицо скривилось в ненависти, а изо рта раздался еще неслышимый этим днем силы рев.

Слышали ли вы, как отчаянно воет койот, попавший в капкан? Боль сводит его с ума настолько, что он готов отгрызть собственную лапу. Вот так орала Тесс.

Зараженные схватились за головы и упали на колени. Мой лоб пронзила острая боль. Зараженные Падальщики тоже скривились в лице, но боль наша была не столь мощна, как у полностью обращенных. А потому, воспользовавшись счастливым шансом, под плачущий рев умирающей особи солдаты выпустили последние патроны в зараженных в ангаре.

А в это время Тесса отключалась. Тело особи затрясло, руки и пальцы стали неестественно ломаться, как если бы она внезапно потеряла крепость костей и рассыпалась прямо на наших глаза. Но упорству и силе особи можно только позавидовать. Она продолжала стоять и оглядывать всех вокруг, рыча и ревя, выкрикивая свои бессвязные проклятия в их стороны.

А потом рев резко заглох, как будто Тесса внезапно проглотила камень. Голосовые связки тоже начали ломаться. Как и легкие. Как и все остальные органы. Она пыталась дышать, но более не могла. Сыворотка послушно отвоевывала каждый сантиметр тела обратно, открывая путь настоящей Тессе. Обратно к своему трону в мозгу.

Тесса рывками ломала шею, запрокидывала голову, глаза особи закатились, и она так и застыла. Стоя, с запрокинутой головой, с открытым ртом в безмолвном крике, со скрюченными на груди пальцами, с открытыми белыми глазами. Как заживо закостеневшая мумия.

Радары тут же зарегистрировали распад зараженных куч как внутри базы, так и снаружи. Армия зараженных снова лишилась лидера и превратилась в уязвимую кучу безмозглых монстров, ведомых лишь инстинктами.

Война окончена.

27 февраля 2071 года. 19:40

Тони

– Особь повержена! Повторяю: ОСОБЬ ОТКЛЮЧИЛАСЬ!

– Надавайте пенделей этим уродам! – кричал Фунчоза.

Он подобрал с трупа солдата винтовку и с остальными оставшимися в живых бойцами продолжил загонять остатки зараженных по углам ангара.

Я подбежал к дыре в завале. Зараженные перестали ломиться сюда, видимо, запах снаружи перебивал запах, рвущийся изнутри.

– Калеб! Помоги! – крикнул я.

Не позволив Калебу подбежать к Жиже, умершей прямо у ног монстра, я отвлек его насущной задачей. Оплакивать бойцов рано! Надо еще закончить эту битву!

Мы взобрались на завал и стали скидывать камни на образовавшуюся дыру, герметизируя пещеру варварским способом.

– Вольт! Электролюкс! Доложить обстановку снаружи!

Я пытался перекрикивать перестрелку, взрывы гранат – солдаты больше не боялись тратить запасы. Теперь-то они довольно четко представляли количество особей, с которыми им предстояло сразиться.

– Фунчоза, отойди! – кричала Арси.

Рука частично погребенного под камнями экзоскелета ожила, пушка затарабанила по группе зараженных в северном углу – Арси подключалась к технике дистанционно.

– Вьетнам, прикрываю! – орал Томас.

Теперь ожил гранатомет. Гулкие бум-бум-бум обозначили залпы гранат, оглушительные взрывы решетили зараженных в фарш, сносили солдат с ног.

– Томас, аккуратнее, мать твою! – орала Вьетнам, зажимая пробитые уши.

– Простите! Это единственное, что уцелело у этой штуки!

Наконец послышалась передача от ребят снаружи:

– Электролюкс на связи. Ребята, миграция замедлилась.

Мы с Калебом одновременно вдохнули с облегчением.

– Арси, что с остальными ходами? – спросил Калеб.

– Завалены. Герметичны. Нам отсюда долго не выкопаться, – ответила она голосом гробовщика.

Это меньшая из бед.

Выстрелы в ангаре постепенно утихали. Я смотрел на карту, подозрительные точки уменьшались в количестве. Зараженных добивали по всей базе. Жестоко. Брутально. Думалось мне. За все те смерти, в которых они не были виноваты, бывших людей измельчали в порошок, не давая им шанса вернуться.

Мы были бессильны изменить это. Как бы нам ни хотелось спасти сегодня как можно больше людей, всяких людей, мы провалились по всем миссиям.

Когда этот день закончится, а он обязательно закончится, нам всем придется приложить максимум усилий, чтобы не сойти с ума.

Прошло еще немного времени, прежде чем в ангаре наступила практически полная тишина. Наконец мы смогли оглядеться и осознать масштаб бойни, что сегодня затеяли. Не по своей воле. По вынуждению. И все равно оправдать себя не мог никто из нас. Я читал это в глазах собратьев. Калеб, Фунчоза, Вьетнам. Мы смотрели друг на друга, кивали, мол, мы все сделали верно, но ни один из нас в это не верил.

И я не думаю, что когда-нибудь мы найдем утешение от угрызений совести.

Завалы булыганов в ангаре создавали впечатление, будто мы находились где-то на каменной свалке, среди гор которых торчат пушки, пулеметы, гранатометы и сотни конечностей людей. Людей здоровых. Людей зараженных. Но все-таки людей.