– И ты думаешь, жизнь от этого становится менее грустной? – покачал головой Дафф. – Нет, дружок, ошибаешься, не становится. Наоборот, наша трагедия только глубже. Если бы присутствовала хоть какая-то надежда, что хорошее в нас не умрет… Но пока я вижу одну только безысходность. – Дафф откинулся на спинку кресла; исхудалое, мрачное лицо его было бледно. – Но даже это я бы мог принять, если бы мне было отпущено больше времени.

– Хватит, мне надоел этот разговор! – резко прервал его Шон. – Поговорим о чем-нибудь другом. Не понимаю, о чем ты так беспокоишься. Похоже, пить тебе еще рановато. Да у тебя впереди еще лет двадцать, а то и все тридцать.

Дафф поднял голову и в первый раз за весь вечер посмотрел на друга:

– Это правда, Шон?

Шон не смог выдержать его взгляда. Он уже знал, что Дафф умрет.

Дафф усмехнулся своей кривой усмешкой и снова уставился на стакан. Улыбка его медленно увяла, и он заговорил снова:

– Если бы только у меня было больше времени, я бы это сделал. Нашел бы слабые места и укрепил бы их. Нашел бы ответы на многие вопросы. – Тут голос его зазвучал громче. – Ведь я смог бы! Я знаю, что смог бы! О господи, сейчас я еще не готов. Нужно еще время. – Голос его задрожал, взгляд стал пугливый, затравленный. – Слишком рано… слишком рано!

Шон не выдержал: вскочив, он схватил Даффа за плечи и потряс их.

– Заткнись! – заорал он. – Заткнись, будь ты проклят!

Дафф тяжело дышал, дрожащие губы его раскрылись. Он прикоснулся к ним пальцами, словно хотел унять эту дрожь.

– Прости меня, дружок… я не хотел уходить вот так.

Шон отпустил плечи Даффа.

– Оба мы хороши… злимся, орем друг на друга, – сказал он. – Все будет хорошо, погоди, вот увидишь.

– Да, все будет хорошо.

Дафф запустил пальцы в волосы, убрал их со лба.

– Открой-ка еще бутылочку, дружок.

В ту ночь, когда Шон ушел спать, Даффу снова приснился тот же сон. Вино успокоило его нервы, и на этот раз он не просыпался. Воображение его разыгралось – он изо всех сил пытался проснуться, вернуться к реальности, но лишь ненадолго выныривал на поверхность и снова погружался в дебри пугающего сна.

На следующее утро Шон пришел в хибарку друга пораньше. Несмотря на то что в тени густых ветвей дикой смоковницы еще сохранялась ночная прохлада, день обещал быть сухим и жарким. И животные это чувствовали. Тягловые буйволы сбились между деревьями в кучу – с водопоя двигалось небольшое стадо антилоп канна. Самец с короткими толстыми рогами и темным пучком волос на лбу уводил своих самок куда-нибудь подальше от солнца, в прохладную тень.

Шон стоял на входе в хибару и ждал, пока глаза не привыкнут к полумраку, царящему внутри. Дафф не спал.

– Вставай, лежебока, все бока пролежишь, не сможешь радоваться жизни.

Дафф сбросил ноги с матраса и застонал.

– Что ты вчера подмешал в это вино? – спросил он, осторожно потирая виски. – Голова раскалывается, словно на ней сотня чертенят отплясывает дикий казацкий танец.

Шон сразу встревожился. Он положил руку другу на плечо, ожидая почувствовать жар, но тело Даффа было прохладным. Шон облегченно вздохнул.

– Завтрак готов, – сообщил он.

Дафф поковырялся в тарелке с кашей, едва притронулся к жареной антилопьей печенке. Он то и дело закрывал глаза, стараясь не смотреть на солнечный свет, а когда выпили кофе, сразу отодвинул стул:

– Пойду положу свою нежную головку на подушечку.

– Вот и хорошо, – сказал Шон и тоже встал. – У нас кончается мясо. Схожу поохочусь, попробую добыть кого-нибудь.

– Нет, останься, поговори со мной, – быстро проговорил Дафф. – Можно в карты сыграть партию-другую.

Они давненько не брали в руки колоды, поэтому Шон с готовностью согласился. Он уселся в изножье кровати Даффа и за какие-нибудь полчаса выиграл тридцать два фунта.

– Играть разучился, надо как-нибудь тебя поучить… если ты не против, конечно, – хвастливо заявил Шон.

Дафф раздраженно бросил карты на стол.

– Все, что-то больше не хочется, – сказал он и прижал пальцы к закрытым векам. – Голова трещит так, что ничего не соображаю.

– Спать не хочется?

– Нет. Может, что-нибудь почитаешь?

Дафф взял со столика рядом с кроватью книгу в кожаном переплете и бросил ее на колени Шону. Это был роман «Холодный дом» Диккенса.

– С какого места начать? – спросил Шон.

– Не важно, я знаю его почти наизусть, – сказал Дафф, лег на спину и закрыл глаза. – Начинай откуда хочешь.

Шон начал читать. Читал полчаса, спотыкаясь чуть не на каждом слове, – у него никак не получалось ухватить их ритм. Пару раз он поднимал голову и смотрел на Даффа. Тот лежал неподвижно, лицо его слабо блестело от пота, и шрамы были особенно заметны. Дышал он легко и свободно.

В такое жаркое утро Диккенс – прекрасное снотворное: веки Шона отяжелели, читал он все медленнее, потом вовсе остановился. Книга соскользнула с коленей на пол.

Сквозь дремоту Шон услышал легкое позвякивание цепи. Он сразу проснулся и бросил взгляд на кровать. Рядом с ней, низко согнувшись, как обезьяна, стоял Дафф. В глазах его горело безумие, щеки подергивались. Оскаленные зубы покрывала желтоватая пена, она же оставила тонкую полоску на губах.

– Дафф… – начал было Шон, и Дафф немедленно бросился на него, скрючив пальцы и издав горловой крик, уже не человеческий, хотя еще и не звериный.

Шон ощутил в груди ледяной ком ужаса, ноги его подкосились.

– Нет! – крикнул он, но тут цепь зацепилась за ножку кровати, и Дафф на нее опрокинулся, не успев вонзить зубы в парализованное страхом тело Шона.

Шон бросился бежать. Выскочив из хибары, он помчался в буш. От страха у него дрожали ноги и перехватывало дыхание, сердце замирало, а легкие отказывались работать.

Ветка, больно хлестнувшая по лицу, привела его в чувство. Он замедлил бег, затем, тяжело дыша, остановился и оглянулся в сторону лагеря. Подождал, пока организм не придет в норму, усилием воли подавил страх – осталось только тошнотворное ощущение в животе. Потом, обойдя колючий кустарник, приблизился к лагерю с противоположной стороны от убежища Даффа.

В лагере было пусто: все, как и Шон, страшно перепугались и разбежались. Он вдруг вспомнил, что в халупе у Даффа осталась его винтовка, стоящая как раз возле его кровати. Он полез в свой фургон и торопливо открыл ящик с новенькими, еще не использованными винтовками. Пока возился с затвором, руки его дрожали – еще бы, в любой момент цепь может порваться, и он с ужасом представлял, как за спиной снова раздается тот нечеловеческий крик. Он нашел висевший на спинке кровати патронташ, зарядил винтовку и взвел курок. Основательный вес оружия из железа и дерева в руках немного его успокоил. Он снова почувствовал себя мужчиной.