этого духа за последние триста лет. В восемнадцатом веке она столкнулась с Фридрихом Великим и потеряла Силезию. После Французской революции она столкнулась с Наполеоном и потеряла Нидерланды, Швабию, Италию и германскую корону. Ненависть к революциям была ее традиционной политикой, ненадолго прерванной Иосифом II, но вскоре продолженной его преемниками, а затем активно и прозорливо проводимой императором Францем и Меттернихом. И теперь они оба, с тревогой, не разделявшейся никем из союзников, задавались вопросом, кому передать управление столь пугавшей их Францией, державшей в одной руке грозный меч, а в другой – не менее грозный революционный факел. Бурбоны устраивали их во всех отношениях, но они о них едва вспоминали, потому что еще меньше вспоминали о них Франция и Европа. К тому же они сомневались в возможностях Бурбонов. Им казалось, что трудно найти замену гениальному солдату, подавившему революцию, из которой он вышел, не из предрассудков, которых тот был лишен, а из любви к порядку и власти; думая более о Французской революции, готовой возобновить свое грозное шествие, нежели о Марии Луизе, они вовсе не стремились к низложению Наполеона.

Будучи удовлетворены достигнутыми результатами и скорее страшась, нежели желая освобождения французского трона, император Франц и Меттерних считали, что с берегов Рейна следует обратиться к Наполеону с новыми мирными предложениями, и, что неожиданно, Англия в ту минуту склонялась к взглядам Венского кабинета. Британский кабинет, ранее не раз выказывавший желание восстановить на французском троне Бурбонов и по этой причине сносивший в течение двадцати лет нападки оппозиции, упрекавшей его в ведении разорительной войны ради чуждой цели, казалось, испугался упреков и, дабы защититься от них, почти перестал их заслуживать. Лорд Абердин, представитель Англии при дворах союзников, один из самых трезвых и разумных людей, когда-либо служивших Великобритании, без колебаний поддержал Меттерниха и открыто говорил, что если Наполеон пойдет на необходимые уступки, с ним нужно вести переговоры, как со всяким другим, и считать его совершенно законным государем.

Итак, по прибытии к берегам Рейна союзникам надлежало определиться. К этому их обязывали и некоторые прошлые решения. Еще в Богемии, после присоединения Австрии к воюющим державам, Меттерних добился принятия союзниками некоторых важных решений, задуманных с целью предотвращения разногласий, свойственных коалициям. Во-первых, он предложил государям и их послам не расставаться вплоть до окончания войны. Во-вторых, он добился назначения единого главнокомандующего, которым стал, как мы знаем, князь Шварценберг. В-третьих, он поставил целью коалиции не завоевания, а возвращение каждому того, что тот потерял. Однако поскольку для Пруссии и Австрии, претерпевших в последние двадцать лет многообразные трансформации, такое основание было ненадежным, он добился принятия точного описания границ той и другой до войны 1805 года, и решения о том, что отвоеванные провинции будут передаваться на сохранение коалиции. Наконец, Меттерних добился разделения войны не на кампании по годам, а на периоды, соответствовавшие значимости достигнутых результатов. Так, первый период включал движение и прибытие на Рейн. Второй период, в случае его необходимости, должен был привести союзников на вершины Вогезов и Арденн. Третий, в случае безусловной необходимости продолжать войну, мог завершиться только в Париже. По завершении каждого периода требовалось остановиться и исследовать, возможно ли заключение мира.

По вышеперечисленным причинам Австрия хотела дать знать Наполеону, что настало время переговоров, посоветовать ему быть благоразумнее, чем в Праге, и постараться сохранить не только трон, о чем речь еще не шла, но и прекрасную Францию Люневильского договора. Государи и их послы находились во Франкфурте, и случай предоставил им возможность донести до Наполеона свои намерения, тогда искренние, ибо Рейн еще не был пересечен. Франция имела посланником в Веймаре некоего Сент-Эньяна, соединявшего мягкий и дружелюбный характер с просвещенным умом, и обладавшего весьма ценным в то время достоинством: он был родственником Коленкура. Ведь всей Европе было известно, что один Коленкур при дворе Наполеона имел благоразумие отстаивать дело мира, и эта заслуга в сочетании с высоким положением делала его в глазах иностранцев самым уважаемым представителем Империи. После вступления союзников в Веймар Сент-Эньян был объявлен, по весьма грубому истолкованию военных законов, военнопленным. Поначалу его отослали в Теплиц, но затем призвали во Франкфурт и вознаградили за временные неприятности множеством знаков почтения. Ему предложили отправиться в Париж с миссией внушить Наполеону мысль о созыве конгресса прямо на границе и переговоров о мире на основе природных границ Франции и полной независимости всех наций.

Прежде чем предложить Сент-Эньяну такого рода миссию, Меттерних с ним предварительно переговорил. Он заявил, что Европа желает почетного и приемлемого для всех мира; что Франция после двадцати лет побед обрела право на уважение и она его получит. Полное восстановление прежнего порядка вещей вовсе не подразумевается; Австрия не притязает на возвращение всего, чем когда-то обладала, и ей довольно вновь обрести подобающее и надежное положение; таковы же притязания и остальных государей-союзников. В подтверждение их высокого благорасположения ему, Меттерниху, поручено предложить Франции ее естественные границы, то есть Рейн, Альпы и Пиренеи. Настало время подумать о мире и Европе и самому Наполеону, который поднял против себя ужасающую бурю. Чрезвычайное раздражение против него будет только нарастать и внушит сражающимся безудержный воинственный пыл. Если Наполеон приглядится, то увидит, что чувства, волнующие Европу, проникли и во Францию и он вскоре может оказаться в такой же изоляции в собственной стране, как и в остальном мире. Настало время для почетных переговоров, и если упустить минуту, война будет ожесточенной и беспощадной. Коалиция не разделится и пойдет ради единства на необходимые жертвы. Она добросовестно предлагает всеобщий мир на суше и на море, ибо его желают и Россия, и Пруссия, и даже Англия, и в этом отношении следует отложить всякое недоверие, ибо желание остановить кровопролитие единодушно, а потому Наполеону следует избежать прискорбной ошибки, допущенной в Праге.

В подтверждение своих слов Меттерних пригласил по очереди Нессельроде и лорда Абердина, которые вкратце, но столь же определенно, повторили всё сказанное им самим. Лорд Абердин от имени своего кабинета заявил, что Францию не хотят унизить; что никто не намерен оспаривать ее природные границы, ибо не следует возвращаться к некоторым событиям прошлого. Однако он повторил, что за пределами этих границ Франции не будет предоставлено ни территорий, ни власти, ни даже влияния, за исключением того влияния, какое великие государства оказывают друг на друга, когда умеют пользоваться преимуществами своего положения, не злоупотребляя им.

После всего увиденного и услышанного Сент-Эньян ничуть не сомневался в искренности речей союзников. Он отвечал, что захвачен врасплох и не имеет никакой миссии, а потому может всё