…Джон опять стоит на краю заброшенной шахты, напротив – умирающий Эдвард. Между ними – опаловая ящерица, переливающаяся на солнце. Он здесь и одновременно там, на обряде инициации, случившемся много лет назад, и еще – он там, неизвестно сколько лет назад, на той охоте. И ящерица тоже там, только она не опаловая – она серая, так что ее не видно в кустах, когда подкрадываешься к кенгуру. И она не маленькая, о, она совсем не маленькая! Когда потом по телевизору будут показывать четырехметровых комодских варанов в передаче ВВС, Джону уже будет известно, что они просто жалкие потомки той ящерицы, потому что она больше, много больше. Потому что даже кости семиметровой твари, хранящиеся в зоологическом музее Мельбурна, про которую им будет рассказывать на уроке мистер Нойборн, – это кости молодой особи, которая будет еще расти. Мистер Нойборн этого не знает и с восхищением рассказывает про эту тварь, которую он называет «мегалания», а Джон спорит с мистером Нойборном, утверждая, что ящерица была больше, чем семь метров. Он не знает, откуда он это знает, – подробности обряда инициации уже стерлись из памяти, – но он знает, а мистер Нойборн сердится и выгоняет Джона из класса…

…А хвост громадной ящерицы крушит кости неудачливому охотнику, так что смерть наступает мгновенно, тело смятым комком отлетает в кусты. Я-Эдвард и он-неизвестный с воплем подбегаем ящерице. Нас много, и мы ее одолеем! Но эта тварь («мегалания»?) очень проворная. Она хватает своими зубами за ногу ближайшего охотника и трясет его, мы швыряем в нее копья. И она отпускает ногу – из раны струится кровь. И вся рана в мерзкой слюне, тягучей, дурно пахнущей, изо рта ящерицы она свисает длинными нитями. Мы оттаскиваем раненого в сторону, а ящерица нас не преследует, она поворачивается и идет, виляя всем телом, к мертвому охотнику – обедать. Мы видим, что помочь ничем нельзя, и уходим, унося раненого. Охота сорвана. Какая уж тут охота, тем более что раненому плохо – он серый, он в поту, он (как Эдвард?) глотает, пытаясь бороться с тошнотой, потом перестает отвечать на вопросы, потом умирает. Я-Эдвард-мы видели много смертей и знаем, как выглядит мертвый, ошибки быть не может. Мы хотим его похоронить. Но это и некогда, и, кроме того, громадная ящерица неторопливо идет за нами, не нападая, но и не отставая. Так что мы бросаем ей тело, чтобы задержать ее. Но, уходя, мы смотрим на нашего товарища и видим странное-необычное-страшное: мертвый встает! Он тупо ходит по поляне, натыкаясь на камни, завидев нас, пробует идти за нами, но тут ящерица, к которой уже присоединилась и вторая, с такой же мерзкой слюной во рту, настигают его – он даже не делает попыток убежать от них, – валят и начинают разрывать на части…

…Эдварду было трудно стоять, и он тяжело осел на корточки, а затем и вовсе завалился на бок, тяжело дыша. «Уже скоро», – отрешенно отметил Джон краем сознания, он по-прежнему находился в трех местах – здесь, возле костра у подножия Улуру и в незапамятной дали времен…

…Люди знают теперь, как опасны громадные ящерицы, но хорошо хоть то, что от них никто не убегает. Ядовитая слюна убивает людей не хуже, чем яд (тайпана?) змеи. С ящерицами борются, их сжигают, выпаливая огромные участки растительности, их уже значительно меньше. Но они все еще встречаются, хотя их уже не так боятся, как поначалу. Да, мертвецы оживают, – но только затем, чтобы ящерице легче было догнать и съесть неповоротливую добычу. Но однажды один охотник уходит слишком далеко от ящерицы и проживает слишком долго – настолько, что он даже добирается до племени. И в племени начинается… то самое, забытое слово… Умерший и восставший мертвец начинает кусать всех остальных, и они тоже умирают, и их нельзя убить… хотя нет, можно – если разбить голову бумерангом или пробить ее копьем, главное – стеречься, чтобы тебя самого не укусили. Беда в том, что те, кто всласть наелся человеческого мяса, становятся… страшными. У них тоже есть название, тоже забытое. На английский его можно перевести лишь приблизительно: «бывшие люди-сейчас – не-люди-не-живые-убивающие-быстро», и еще понятие, означающее кенгуру, потому что эти «убивающие быстро» сигают на своих измененных ногах совсем как и они. И жизнь людей превращается в смертельную схватку – только то и спасает, что и до того она была не усеяна цветами. Приходится забыть об оседлых поселениях, жалкие остатки уцелевшего людского племени кочуют с места на место, собирая под ногами что можно.

Ирригационные сооружения заносит песком, так что белые, когда придут на эту землю, с презрением отнесут здешних обитателей к низшей из низших человеческих рас, не способных ни на какую созидательную деятельность. Ошибаются: они созидают. Все эти годы, проходящие в бесконечной борьбе с «убивающими быстро», люди ищут средство, которое может помочь им в этой почти проигранной битве. И наконец находят: отвар листьев эвкалипта, еще нескольких редких трав, если это смешать и настоять, а потом пить, «убивающие быстро» становятся вялыми, если едят такое мясо, и их легче уничтожить. Такой напиток пьют старики и смертельно больные, чтобы потом их тела съели «убивающие быстро» и отяжелели, не смогли бы прыгать, как кенгуру, тогда можно сражаться с ними относительно на равных. Хотя проходит не одно поколение, и не один десяток жизней заберут «бывшие люди-сейчас – не-люди-не-живые-убивающие-быстро», пока последнему из них не раздробят голову и последняя же ящерица, корчась, не забьется в огне…

Джон вновь возвращается из далеких времен туда, на поляну возле Улуру. Уже утро, костер почти потух. Голова трещит, как после перепоя, но тогда он еще не знал, что такое перепой. В ней почти ничего не сохранилось от того, что он видел ночью, так, смутные обрывки – охота… звери… смерть… Так что до сегодняшнего дня все это находится в какой-то далекой глубине как нечто необходимое, но в целом – сейчас ненужное. Масса его сородичей так и прожили жизнь, не использовав никогда эту память и эти знания. А вот ему, похоже, придется вспомнить все…

Джон присел над умирающим Эдвардом. Тот шептал:

– Иностранец, с бумажником, он умер и ожил. Он укусил Тедди… и еще нескольких. Тедди ничего не понял. Он разъярился и ударил русского в висок… убил его… а потом испугался и увез его хоронить в пустыню, а потом все началось здесь… Я успел разбить головы четырем, пока меня не укусили. Но Тедди теперь «убивающий быстро»… Это теперь по всему миру – радио говорило… – Эдвард зашептал что-то совсем неразборчивое, глаза его уставились в точку куда-то за спиной Джона. Пару раз он глотнул воздух и медленно вытянулся. Джон Наматжира перевернул его на живот и принялся ждать – откуда-то он знал, что надо обязательно дождаться воскрешения Эдварда. Наконец Эдвард зашевелился, и Джон двумя ударами своего старого молотка расколотил ему затылок. Подтащив Эдварда к краю шахты, он столкнул тело вниз. «Может, твой скелет когда-нибудь тоже станет опаловым», – подумал Джон.

Следом за телом Джон швырнул вниз и недопитую бутылку пива – пить теперь будет некогда, да и с «убивающими быстро» лучше встречаться на трезвую голову.

Сжимая в руке свой молоток, Джон направился к поселку, пригибаясь, совсем как на охоте, так, как его учили в племени. Мешала хромота. По поселку бродило несколько оживших мертвецов, но их Джон не опасался: скрытая память услужливо подсказала, что до тех пор, пока они не съели мяса весом в несколько фунтов, они так и останутся медленными. Еще несколько трупов, по-видимому, убитых Эдвардом, лежало в разных концах улицы. Этих уж точно не надо бояться. Вот Тедди – другое дело… Над одним из домиков мелькнула быстрая тень, и Джон замер, как и положено настоящему охотнику австралийской саванны. Тедди и при жизни был довольно-таки здоровым мужиком, а сейчас, нажравшись человечины, стал еще больше. Поводя уродливой мордой из стороны в сторону, Тедди, вернее, та тварь, что была им когда-то, сидела на крыше одной из хибар и, казалось, прислушивалась к творящемуся внутри. Из домика донесся детский плач, внезапно быстро оборвавшийся, но Тедди этого хватило – он вцепился рукой с короткими толстыми когтями в лист кровельного железа и оторвал его так же легко, как, бывало, живой Тедди срывал кольцо на банке с пивом. Внезапно изнутри грохнул выстрел, и Тедди громадным прыжком метнулся с крыши в сторону. Мертвецы, тупо бродившие по улице, потянулись на выстрел и принялись колотить руками в дверь и маленькое окно. Наверное, там Элизабет и мальчик, подумал Джон. У Элизабет есть ружье, но долго ей не продержаться – рано или поздно она отвлечется на мертвецов снаружи, и Тедди попадет-таки внутрь. И кроме того, мертвым не нужно ни спать, ни отдыхать, ни есть, ни пить, – а живым все это надо…