Да и сам Шариф не отказался бы от чего-нибудь подобного. Был когда-то и у него личный тотемный зверь, маленький бурый мишка по имени Сахарок, – но после всех войн он, должно быть, лежит в чайном сундуке в чьем-нибудь подвале. Он занялся подготовкой: купил билеты для всех, включая Тинку и Бину, потом смирился с внезапным решением Назии взять с собой и мальчиков. Но теперь все они погрузились в самолет, и начался долгий-долгий день бездействия. Когда подошла стюардесса, он попросил только стакан воды, зная, что потом пожалеет об этом. В толпе Хитроу, на один ужасный миг, он решил, что видел их, но мужчина обернулся – и оказался вовсе не Мафузом.

Их имена – Мафуза и Садии – не произносились вслух. Десять лет назад, когда умер отец, им сообщили. Но не получили ответа. Все-все утверждали, что Мафуз улетел в Лондон и носу не покажет в Бангладеш, иначе не успеет доехать до дома – его тут же схватят и отправят в тюрьму. Потому-то, должно быть, в семьдесят пятом ни он, ни Садия так и не появились на похоронах отца. Однако Шарифу было ясно: в Бангладеш все очень поменялось. Друг Бенгальцев убит, он обещал, что бесправные обретут права; и теперь – ни свободы, ни выборов, а во главе государства стоит генерал, который примет Мафуза и ему подобных с распростертыми объятиями. Сидя на месте 12F под колпачком лампы для чтения, Шариф мрачно размышлял над этим, пока его родные спали.

И вот наконец они на месте. Выстроились в очередь у стойки паспортного контроля: Бина держит за руку Раджу, Назия – Омита, и в толпе в зале ожидания слушают, как он отвечает на множество вопросов, уважительно реагирует на «салам» офицера и его осторожное, но жесткое «сочувствую» после того, как озвучена цель прилета. Грязный зал, тусклое освещение – точно все вокруг затянуло бурой пленкой. Усиленный громкоговорителем голос исказился и затрещал, а потом и вовсе затих. Ветхое здание аэропорта впускало в себя запах влажной земли, точно он заползал в невидимые трещины. Шарифу, Бине и Назие запах был знаком, а Раджа даже зажал нос. Его брат-близнец решил, что это очень забавно, и повторил жест; запах был не то чтобы неприятный – скорее, непривычный. Шариф увидел грязную кайму на манжетах сотрудника паспортного контроля и едва сдержался, чтобы не отстраниться.

Принесли багаж и принялись его обыскивать. В небольшие чемоданы упаковали главным образом белые траурные одежды. Конфисковали книгу, которую привез Тинку. Ничего опасного, дурацкий бульварный романчик, однако на обложке красовалась девица в купальнике и с пистолетом. Внимание служащих привлекли туалетные принадлежности обеих взрослых женщин и Аиши: в какой-то момент Тинку уже был готов сердито выступить вперед, однако Шариф удержал его. Не следует мешать этим людям – встречай их с радостным, улыбающимся лицом и слушайся. Наблюдая, как они роются грязными руками в белых сари его жены, Шариф поклялся не уезжать без младшей сестры, Долли. Она такого не заслуживает.

Наконец все семеро высыпали из аэропорта в раскаленную Дакку. Им потребовалось два такси; Тинку с Биной забрали Аишу с собой, чтобы родители могли сосредоточиться на близнецах. Мудрое решение: через полчаса дорожное движение, и без того медленное и неторопливое, окончательно застопорилось. Воздух пропитался черным дымом выхлопов. Шарифу пришлось закрыть окна, когда оказалось, что выхлопные трубы автобуса, осыпающегося струпьями краски и зияющего ржавыми проплешинами, направлены прямо на их машину.

– Что случилось? – спросил Шариф.

– Авария, наверное, брат, – сказал водитель. – Вечно эти аварии. А иной день и стачки – не выйдешь, и день теряется. Забастовка, большая забастовка. Стачки! Вы что, не местные? Вечно город у них в заложниках. Каждую неделю, а то и по два раза. А иногда весь город встает из-за одной-единственной аварии. Взгляните только!

– И ничего нельзя сделать?

Таксист развел руками: мол, нет. На заднем сиденье царила жара. Раджа театрально обмахивался рукой; напрягался, а потом снова плюхался на сиденье. Омит смотрел на него с интересом. Шариф знал, что скоро мальчик начнет повторять все за братом. У обочины дороги стоял знак, который…

– Этот знак, он на бенгальском. Что случилось?

– А на каком же он должен быть? – удивилась Назия.

– Они же были на английском, – сказал Шариф. – Разве нет?

Автомобиль не двигался с места. Где-то, метрах в тридцати, так же застряло такси с Тинку, Биной и Аишей. Внутри стояли невыносимая духота и удушающий запах выхлопных газов.

– Омит хочет в туалет, мам, – сообщил Раджа.

– Омит хочет быть хорошим мальчиком и совсем чуть-чуть подождать, – отозвалась Назия с видимым раздражением. – Зря это он, конечно.

– Что? Муссолини?

– Раджа просто озвучивает то, что, как думает, нужно его сатрапу, и тут же, не успеешь оглянуться, Омит подтверждает это.

– Я хочу в туалет, мам, – сказал Омит.

– Как по заказу, – прокомментировал Шариф. – Но, знаете, есть странные мистические факты про близнецов. Кто сказал, что желание сатрапа помочиться не передалось его генетически ближнему с помощью телепатии?

– Я хочу в туалет, мам, – повторил Омит.

– Нет, ну так нельзя, – сказала Назия. – Это даже уже несмешно: Раджа отдает приказы под видом предложений, и сатрап повинуется. Их нужно отвлечь. Раджа, Омит, послушайте! Оглянитесь вокруг и увидите вы вдруг – начинается на «м»…

– Машина! – воскликнул Раджа. – Мам, я хочу в туалет.

– Твоя очередь, Омит! – скомандовал Шариф. – О, трогаемся.

Водитель завел мотор, и автомобиль со стоном и скрипом тронулся, но, не проехав и нескольких десятков сантиметров, снова замер. Мотор опять затих.

– Омит, твоя очередь, – повторил отец.

– Оглянитесь вокруг и… – начал мальчик. – И… не знаю. – Раджа повернулся к брату и что-то прошептал ему на ухо. – И увидите вы вдруг, начинается на «г».

– Грузовик! – немедленно откликнулся Раджа.

– Не считается, – ответила Назия.

Она всегда была поборницей справедливости: хотите накормить четырнадцать человек из одной тарелки – смело обращайтесь к ней.

– Плохо дело, – вздохнул таксист. – Такое может затянуться на весь день.

– А куда же смотрит полиция? – удивилась Назия.

– Полиция… – бесцветным голосом повторил таксист, отмахнувшись от ответа.

– Я правда хочу в туалет, мам, – сказал Омит.

– Он хочет, да, – подтвердил Раджа.

– Сейчас никак! – резко ответила Назия. – Придется подождать.

Вокруг расстилалась страна, давшая им жизнь. Шариф пытался особенно не думать о ней. Старый нищий бродил вдоль застывших автомобилей: сгорбившись, держась за посох; голова замотана грязной белой тряпицей, руки толщиной с карандаш, налитые кровью глаза устало принимают отказ. Ржавые полосы на боках автобуса; загаженный выхлопами воздух; дорожные обозначения по-бенгальски на щитах, уже испещренных вмятинами и пятнами на выведенных краской буквах. Это молодая страна, твердил себе Шариф, просто должно пройти время. Он ведь смотрел на такое много лет и не считал чем-то из ряда вон. Просто привык к аккуратным улицам Лоджмура и Хиллсборо и нарядным окрестностям инженерного факультета Шеффилдского университета. Там-то на тебя посмотрят косо, случись тебе выбросить на асфальт смятую бумажку. Как-то он видел даму, выгуливающую своего пса: она подобрала с земли нечто – вероятно, экскременты – и убрала в пакет, вместо того чтобы загрязнять окружающую среду. А ведь в Англии Шеффилд даже не считался красивым городом!