Сергей еще не формулировал мысленно, что собирается на праздник к любимой женщине, но чувство радостного, детского предвкушения, какое случается обычно в ночь накануне Нового года, переполняло его. И Жанна этой чистой радости помешать практически не могла. Хотя и не имела к ней уже никакого отношения. Колганов смотрел на любовницу с непониманием: что она делает в его квартире, зачем она тут? Куда он смотрел, заводя с ней роман? И почему не послушал тетку, умолявшую не перевозить Жанну к себе, а снять небольшую квартирку, коли уж так приспичило? Но все эти мысли шли вторым планом, фоном.

Жанна тоже собиралась, но при этом понимала, что собирается на собственные поминки. Алина ей вчера все расписала как по нотам.

— Почему, — возмутилась она наконец, — я должна тащиться на какую-то занюханную выставку? Там что, призы раздают самым активным посетителям? Кто сейчас вообще ходит на выставки?

— Потому что, — не вытерпел Сергей, — понаехало таких, как ты, и на выставки не ходят. И в театры ходят редко. И в кино ходят жрать попкорн! Кроме танцулек, в жизни существует кое-что еще…

— Что?! Что существует?! — окрысилась Жанна. — Перезрелая тетка с вот такими титьками? — И она описала руками размеры груди.

Сергей не без удовольствия представил упомянутый бюст:

— Кстати, грудь женщине тоже не мешает. А твою, извини, птенчик, моя мама советовала мазать зеленкой — чтобы быстрее прошло.

— Повтори, что ты сказал? — тихо и яростно попросила девушка.

— Да я еще мягко выразился. — Он взял Жанну за плечи, сдавил так, что она тихо пискнула. — Послушай, сколько я ни прошу тебя пойти со мной на какое-нибудь мероприятие, так ты капризничаешь, фокусничаешь, ломаешься, кривляешься. Что ты себе думаешь?

— А тебе не приходило в голову, что мне просто противно стоять рядом и слушать, как тебя спрашивают: «А кто ваша очаровательная спутница?» А ты отвечаешь: «Жанна. Просто Жанночка, мой незаменимый секретарь». Спасибо, что хоть не подстилка, — произнесла она вслух то, что строгая Ковальская предписывала скрывать до последнего. Но что-то подсказывало ей, что это и есть ее последний выход на этой сцене.

— Детка, — поморщился Сергей, которому как раз не хватало скандала перед выходом для полного счастья, — ты умеешь довести до белого каления.

Но Жанна не разозлилась окончательно, а неожиданно беззлобно, как-то беспомощно и горестно произнесла:

— Да нет, до тех пор, пока не появилась Татьяна Леонтьевна, тебе все было по душе. И как я одеваюсь, и как говорю, и как сижу, и как веду себя в обществе. И в постели нам тоже было хорошо. А потом все изменилось в несколько дней, будто бы тебя околдовали.

— Все познается в сравнении, — процедил он сквозь зубы.

И тут же осекся. Он и сам понимал, что превысил меру допустимого. Но Жанна, вопреки ожиданиям, не обиделась. Голос ее звучал глухо и тоскливо:

— В принципе я тоже расплачиваюсь за грехи — ведь есть за что. Машку свою ты бросил, потому что я была моложе и привлекательнее. А я-то, дура, радовалась и совсем не думала, каково ей, прожившей с тобой бок о бок столько лет. И когда мы где-то появлялись, то твои друзья облизывались и делали мне неприличные комплименты. И почему-то это тебя вовсе не оскорбляло. Сейчас ты оставил меня. — Сергей хотел возразить, и она протестующе выставила вперед ладонь. — Нет, не спорь. Ты меня уже оставил, даже если я буду спать в твоей постели до тех пор, пока рак на горе свистнет. Так вот, ты оставил меня ради нее. И чисто по-человечески я тебя даже где-то могу понять. Будь я мужиком, я бы тоже кинулась на нее, а не на меня. Какая бы глупенькая я ни была, глаза у меня есть и я все вижу. Знаешь, как сказала Алинка? К ней надо на курсы записываться, как с вами, мерзавцами, управляться. Я ей даже не завидую. Я рада, что есть такие… — Девушка замялась, подбирая нужное слово, и внезапно выпалила: — Леди, которые живут так, как чувствуют, а не так, как нужно. Не ради семьи там, детей и работы; не как бабы наши несчастные — с любым придурком, только чтобы не остаться одной на старости лет. А как белые человеки. И тебе это приятно, и всем остальным. Потому что, — Жанна беспомощно водила руками в воздухе, пытаясь высказать непривычные для себя сложные мысли, ведь ей не часто приходилось упражняться в ораторском искусстве, — не важно, кто ты: вы, мужики, так же связаны по рукам и ногам, как и ваши бабы. Детьми, зарплатами, проблемами выше крыши. У вас даже глаза косые от всего этого кошмара. И тут вдруг Татьяна — как глоток свежего воздуха. Заходит, и хочется аплодировать…

Жанна затряслась от рыданий, закрывая ладонью рот. Но быстро овладела собой, промокнула потекшую тушь бумажной салфеткой. Горе ее неподдельно, она по-своему очень привязалась к Сергею и с ужасом понимала, что их отношениям в любом случае пришел конец. Сергей смотрел на нее с сочувствием и интересом. Для него такие беседы — откровение.

— Я тебя правда понимаю. Вот мне сразу стало интересно, а где она тряпки берет? Даже если захотеть так одеться, то в магазинах не купишь. С ног собьешься все это выбегать…

— Это называется стиль, — мягко пояснил Колганов.

— А уж тебе как должно быть интересно. Я же чувствую, как ты в нее влюбляешься. Как гриппом заболеваешь. Сначала насморк, потом голова болеть начинает, потом температура, бред, а потом все — обвал. Только, Сереженька, она тебя оставит. Ты-то ей, свободной и красивой, зачем? Ее свобода — это прекрасно и вызывает зависть у любой бабы, но кто-то же должен терпеть, прощать, закрывать глаза на то, на что, в принципе, закрывать глаза нельзя. Вот она не станет. Подумай об этом, любимый.

— Хорошо, подумаю, — пообещал Сергей. — Так ты едешь?

— Нет, конечно.

— Ну все, я побежал. Пока. — В дверях он обернулся и искренне произнес: — Спасибо тебе, что ты так честно со мной поговорила. Честное слово, спасибо. Для меня это очень важно.

Жанна, внезапно повзрослевшая и помудревшая, кивнула ему, улыбнувшись сквозь слезы:

— Иди, иди уже. Удачного дня.

* * *

Удобно устроившись в кресле за журнальным столиком, Марина считала что-то на калькуляторе, мешая Андрею и Михаилу разбираться с накопившимися делами.

— Андрюша, ты подумай про свадьбу. Надо будет пригласить людей, стол накрыть в каком-нибудь приличном ресторане. Правда, Миша?

— Вообще-то, наверное, да. Я в этом не силен. — Он внимательно, словно впервые видит, разглядывал Марину, и, кажется, ему вовсе не нравилось это зрелище.

— Потом путешествие свадебное. Мы же не будем торчать тут как какие-нибудь недоделанные. Надо в круиз поехать.

— Ага, — откликнулся Трояновский. — В круиз. За семь дней — пять стран. После этой экскурсии будешь узнавать в лицо сфинкса и твердо знать, что в мире есть две башни — Эйфелева и Останкинская. Причем какая-то из них все время падает. Наверное, все-таки Останкинская. Но ее со временем снова начнешь путать с колбасой. А! Как же я забыл? Еще этот, стеной обнесенный церковный участок, — щелкнул пальцами, — Ватикан! Туда тоже завезут на пару минут, чтобы сказать, что Папу мы все равно не увидим. Будто это нельзя сказать в гостинице. И коррида в Испании: лучшее зрелище для людей с тонкой психикой. Особенно для беременных женщин.